Вечность - страница 5

Шрифт
Интервал


Кузнечики

Земля извечно молода…

Н. Тряпкин
Кузнечики, кузнечики
распрыгались в траве.
Весёлые кузнечики,
как мысли в голове.
А я ловлю кузнечиков,
чтоб раз – и в коробок.
«Допрыгались, беспечные!
Вот я вас – на крючок!»
Поймаю на кузнечика
красавца голавля.
И вспыхнет краской вечною
стыдливая земля.
Сложу в суму заплечную
свой гаснущий улов
и песню про кузнечиков
сложу из бойких слов.
Кузнечики, кузнечики,
умолк весёлый звон.
А воды быстротечные
глубокий видят сон.

«О, зелень лета!..»

О, зелень лета!
О, синь озёр!
О, друг поэта,
ручной костёр!
Он лижет ветви,
как руки пёс,
а рядом светлый
мерцает плёс.
О, плеск форелий,
гуд комаров!
О, лапы елей, —
гамак ветров!
О, край, где небыль
звенит в тиши!
Где смотрит небо
в глаза души.

«Мне снится край болотных слёз…»

Мне снится край болотных слёз
И чахлых низеньких берёз.
Там бесприютный ветра вой
Над одинокою сосной.
Там неумолчные ручьи
О камни бьют тела свои.
Там к спинам грозных валунов
Прижалась беззащитность мхов.
Там редко птица пролетит,
Тот край пустынен и сердит.
Там редко утренней порой
Рассвет ласкается с землёй.
1995 г.

«Я любил тебя, как солнце…»

Я любил тебя, как солнце
над вершиной снежной сопки.
Мне тогда казалось: вовсе
отступил полярный мрак.
Я любил тебя, как небо
безответно-голубое.
Даже если громко крикнуть,
в тишине потонет крик.
Я любил тебя, как рощу
вьюгой скрученных берёзок,
в их стволах заиндевелых
обещание весны.
Я любил тебя, но знаешь,
может, лучше, что осталась
ты холодным ярким солнцем
над заснеженной судьбой.

Родителям

На ослепительном снегу
Ни пятнышка, ни тени.
Спят облака, как на бегу
Застывшие олени.
Знакомый с детства снежный край!
Край замерших просторов,
Где в тишине собачий лай
Мерещится озёрам.
Где редкий куст увяз в снегу,
Валун – старик угрюмый,
При ярком солнце и в пургу
Свои лелеет думы.

«Он заплакал опять…»

Он заплакал опять
Над гранёным стаканом.
«Я умею летать!» —
Крик в отчаяньи пьяном.
Было в кухне темно,
Надрывалась гитара,
Ухмылялся в окно
Жёлтый лунный огарок.
«Я умею летать!» —
Он кричал и грозился.
«Я умею летать!
Не гляди, что напился».
Матерился и вновь
Он стонал над стаканом…
Уж мутилось окно
Предрассветным туманом.
А хозяин молчал,
И, скрывая неловкость,
Всё помешивал чай,
Что казалось издёвкой.
«Что молчишь?! Отвечай!» —
Проревел и смутился,
И погас, как свеча:
«Извини, я напился».
В предрассветную хмарь
Окунулся, шатаясь.