Петр приподнимает брови удивленно. Но молчит. Он напряжен.
Борис: – Ладно. Нечего скрывать (пауза).
Я захотел посмотреть на ее грудь (замолкает).
Петр тоже молчит, не веря словам Бориса.
Борис (немного нервно и с вызовом) (начинает гаснуть потихоньку свет на сцене): – Спросишь, зачем мне это? Уж не извращенец ли я? Тебе когда-нибудь хотелось переступить запреты? Но не человеческие. Свыше? Вот что-то со мной произошло в это мгновение, и это чувство охватило меня. Словно лапами цепкими вцепилось…Я распахнул пальто. И запах меня с ума свел. Такой приторный, сладковатый. Словно дешевые духи смешались с запахом тела. Едва остывшим. Меня трясло всего. Голова кружилась. Никак не успокоиться. И вдруг, ВНЕЗАПНО, я почувствовал облегчение. Оглянулся – шум ветра, и больше ничего – ни птичьих голосов, ни шорохов. Оголил грудь. Равнодушно, как по приказу. Маленькая, детская, замерзшая грудь. Ничего запредельного. Холодная плоть. Я запахнул пальто. И у меня пошла носом кровь. И я опять испытал ненависть к себе. И пошел к станции (закрывает глаза рукой)…А потом… Я вернулся и забрался ленту из руки.
Петр встает из-за стола. На нем нет лица.
Гаснет свет.
Картина вторая
Квартира Петра, ничего лишнего и особенного. На стенах фотографии в тяжелых рамках. Интерьер выдержан в японском стиле. На диване сидят Роман и Татьяна, ждут Петра.
Роман: – Мыслящие не пишут, а пишущие не мыслят. Те немногие, что мыслит и пишет, становятся выдающимися писателями.
Татьяна: – Где прочитал?
Роман: – Да не помню. В книге.
Татьяна: – У…Ты книги читаешь?
Роман: – Иногда читаю. Вот, что хотел спросить…Никак не пойму я…Иду я по улице и навстречу мне попадается множество женщин. Они разные: худые, полные, высокие, стройные, бесформенные. Есть с красивыми лицами и красивыми формами. Но нет ни в одной из них красоты скрытой и неуловимой. Той глубокой и настоящей. Какая-то серая пелена окружает их всех. А была ли в них эта красота? Может быть, они такими и родились? Среди этих серых бетонных стен и густого дыма этих заводских труб…. И пропитались этой пылью и серостью?
Татьяна: – А во мне есть она? Эта красота?
Роман: – В тебе есть.
Татьяна: – Откуда знаешь? Чувствуешь? (смеется).
Роман: – Ну, вроде как чувствую. По картинам твоим….Или вот дети…Еще вчера они были маленькими ангелочками в колясках, а сейчас на их лицах что? Пустота? Ничего не выражающие лица, измученные нелепыми мультфильмами?