— На-сла-жда-ться,
на-сла-жде-нье, —протянул Вильям, и слова чуждым звуком гулко
нарушили ночную темноту и растворились. Он ухмыльнулся и отошёл от
окна. Впервые за многие годы случилась с ним такая история, что он
проснулся ночью от беспричинной тревоги. И теперь, когда произошёл
такой пустяк, это выбило его из колеи. Казалось бы, ложись дальше,
успокойся и спи. Или сходи до кухни, выпей тёплого чая или молока и
возвращайся в постель. Но Трац не мог сейчас думать ни о чём, кроме
того, почему же так произошло? Успокоить его мысли тоже было
некому, потому что он был одинок и убеждён, что при такой
должности, как его, вести одинокий образ жизни — оптимально. Вильям
накинул халат, ботинки, и вышел на улицу. Погладил задумчиво
пустоцвет деревьев, которые давно не приносили плодов, но
по-прежнему радовали красивыми кронами. Прошёлся до калитки и
посмотрел на улицу. Всё было как обычно. Всё, кроме его
состояния.
Он вернулся домой, снова
лёг в постель и постарался заснуть, хотя предчувствовал, что
проваляется впустую. Тревожная примесь постепенно рассасывалась,
превращаясь в смутное волнение. Он начинал понимать, что́ ему не
даёт покоя, однако срываться с места сейчас не стал — решил
подождать скорого утра. Всё ещё удивляясь своему странному
состоянию, появившемуся из ниоткуда, Вильям всё же закрыл глаза. Он
как лицо высокодолжностное был убеждён, что порядок превыше всего
даже тогда, когда в жизнь вмешивается нечто непонятное. А возможно,
в эти моменты порядок даже важнее. Он закрыл глаза и в полудрёме
дождался, пока солнечные лучи аккуратными полосками лягут рядом с
ним на постель.
Вильям встал, не потягиваясь, привёл себя в порядок,
а потом пошёл на кухню выполнять традиционный ритуал — завтрак. Жил
он, как мы уже говорили, один, поэтому рассчитывать на кого-то в
приготовлении завтрака, как и вообще на какую-то компанию, не
приходилось. Всё делал сам, в строгом одиночестве.
«Зато у меня всегда порядок и понимание того, что день пройдёт
правильно», — разговаривал с собой Трац, разбивая яйца в яичницу.
Кофе стал закипать, и пенка быстро поползла вверх. Но Вильям
быстрым, привычным движением выключил конфорку, и крепкий бодрящий
напиток тут же «успокоился».
«Да у меня вся жизнь такая: утренний туалет, яичница,
кофе, сборы на работу по всей строгости соблюдения времени, потом
сама работа. Зачем это всё?» — спросил вдруг себя Трац и тут же
стал отгонять от себя разрушительные мысли. Много лет он прожил,
отдавая себя городу Готджи. Городу, который ему не безразличен. И,
конечно, он не считал, что всё сделанное зря. Так не может быть!
Люди счастливы, город цветёт. А со своими мыслями он уж как-нибудь
разберётся. Уж чего—чего, а рассудительности и терпения ему не
занимать. Это факт!