– То есть, Вы хотите сказать, что виноват рядовой-санитар Троске?
– Я считаю, что он не проявил уважения к положению моих подчинённых.
– И что в связи с этим?
– Я прошу Вас, как его непосредственного командира, применить к нему…
– Послушайте сюда, ефрейтор. Здесь никто не обязан выказывать уважения к Вашей персоне и персонам Ваших подчинённых. Здесь Вам всегда дадут медицинскую помощь, но не более. Это, во-первых. Во-вторых, Вы нарушили правила режимного военного объекта. По уставу я должен доложить об этом Вашему командиру, но так и быть, в этот раз я не буду этого делать. Можете не благодарить за это. Просто развернитесь и шагайте отсюда в расположение вашей части, и постарайтесь уснуть.
– Так точно, – произнесла она сухим тоном, развернулась по-уставному на сто восемьдесят градусов и пошла прочь из лазарета. Всё внутри неё негодовало и кипело. Разум подсказывал ей, что доктор прав и обошёлся с ней даже мягко, но в душе она была совершенно не согласна с этим решением. Казалось бы, в военном лагере она видела столько несправедливости и дедовщины, но так и не смогла привыкнуть к ней до конца.
У места расположения взвода её встречает Томас. Вид командира придаёт ей немного сил. Она тут же распрямляется из слегка сутулой позы, бодро поднимает голову, и кажется, будто той сцены в лазарете как ни бывало.
– Не спится? – Берн обращается к девушке без уставного тона и обращений по форме. Сейчас они вроде как не солдаты, несмотря на то, что одеты в форму и находятся на линии фронта. Вся эта казарменная уставщина на передовой, даже на третьей линии, пропадает. Здесь начинаются совершенно иные отношения. Эти отношения держаться не столько на том, у кого сколько лычек и звёзд, а на том, кто больше понимает и знает о том, что происходит. Разумеется, тут остаются командиры и подчинённые, но здесь их различия во многом стираются за счёт присутствия рядом неумолимой и беспощадной смерти.
Перед командиром Агнесс слегка робеет, поэтому и старается казаться бодрой. Сейчас эта робость смущает девушку. Она могла бы снести сотню выговоров от того доктора или же десятки насмешек от вредного санитара, но сейчас она не в силах вынести и одного строгого взгляда Берна. С самого начала этот человек глубоко врезался в её мысли. Поначалу для Агнесс-школьницы он показался кем-то больше, чем просто человек. Это был ветеран, причём герой войны, который прошёл огонь и воду, который даже был по-настоящему ранен, но не был сломлен. Она смотрела на него со скрываемым восторгом и пообещала себе, что будет стремиться к тому, чтобы стать равной ему во всём. И это были не пустые слова или просто мечты. Агнесс была человеком дела, она старалась всегда достигать поставленных целей. Это было заметно по ней ещё в школе. Хотя она не была отличницей, она всегда добивалась нужного ей результата. Да, не всегда это хорошо сказывалось на её одноклассниках, иногда это даже вызывало негодование и возмущение, однако никто не мог не восхищаться её способностью прошибать головой преграды на пути к чему-то заветному.