***
Однако, скоро осень
И может быть придёт пора
Закашляется лето очень
Опадет листва и появится она.
Небо голубое будет бить на фоне листьев
Синим цветом, с облаками иногда
И причуда романтизма пронесется быстро
А поэты снова защебечут, эту жизнь боготворя.
Может дождь все смоет лихо
Может похоронит все листва
Или ветер безмятежно тихий
По-срывает с веток фразы и отправит их в уста…
Корабельный шум станет запредельно близким
И уснут цветы на подоконнике моем
Солнце так уже не будет низко
Как оно являлось в облике своём…
***
От выпитого на ночь кофе не спалось. Цикады развернули свои концерты за окном и стрекотали, как и каждую летнюю ночь до этого. Я стал задумываться над тем, как можно поменяться и что можно вообще сделать со своей жизнью. Но так и не смог прийти к логическому итогу. Все сводилось к дремоте или к взаимно замещающим мыслям, которым не было конца и края. Они бывают порой до того нелепы, что хочется смеяться. А когда хочется посмеяться в следующий раз, эти мысли притаиваются где-то в уголках моего скудного разума и тихонько смеются надо мной, как посмеивается парочка студенток-пигалиц над нищим. Все-таки дремота завладела мной, хотя и не подавала надежды на погружение в фазу глубокого сна. В этом состоянии, схожем с миражем или даже с галлюцинациями, которые плывут перед глазами без твоей участи, я начинаю различать каких-то неведомых ранее людей, красивые и примечательные местности: долины, раскинувшиеся под навесом крутой скалы; лес, сопровождающий меня по обе стороны тропинки; река, стекающая с гор тоненькой струйкой параллельно тропинке. Но я лишь, как соглядатай, как путешественник, иду по тропинке, шурша землей под ногами. Огромные корабельные сосны удерживают в этой зоне прохладу, несмотря на палящее сверху солнце. Мирная духовная тишина, наполненная не раздражающей какофонией пения птиц, журчания реки и треска веток деревьев, проявлявшегося тут и там в лесу. Я иду все выше и выше. Дальше виднеются горы, до которых рукой подать. Но они никак не приближаются ни на йоту. Дерево лавочек и стола, стоявшие на повороте тропы, были слегка мокрыми то ли от влажности этого места, то ли от недавно пролившегося дождя. От чего пробуждался аромат влажного дерева. Такой терпкий и приятный, способный пробудить инстинкты и желания. Такой насыщенный и в то же время едва ощутимый. Можно было присесть, но нужно было двигаться дальше, до того, как начнет садиться солнце. Ощущение аромата мокрого дерева мне хватило, чтобы отдохнуть, не останавливаясь, и продолжить свой путь. Как только я ступил на поворот тропы, моя дремота резко сменилась горькой реальностью, где цикады не заканчивали свои арии, ничуть не схожие с Россини, что своей монотонностью являлись отображением моего убогого я.