Бабушка Зина хорошо говорила по-русски, в своё время она закончила гимназию, но была молчалива, если говорила – немногословна, я ни разу не слышала, чтобы она повысила голос.
Бабушка никогда не говорила о своей любви, но столько тепла было в её медово-карих глазах, столько нежности в мягких прикосновениях сухих и тёплых ладоней, столько ласки в голосе, что даже сейчас, вспоминая об этом, я испытываю до слёз приятное чувство…
Вспомнила ярко, в ощущениях света, запахов, звуков такую сценку: мы проводили папин отпуск в Грузии, в деревне, у папиной сестры Ксении. Папа умывался перед обедом; он стоял, нагнувшись, с обнажённым торсом, бабушка поливала ему воду на руки, на шею; я стояла рядом с чистым полотенцем.
Бабушка протянула свободную руку и молча провела ею по папиной спине. В этом прикосновении было столько тепла и нежности, что я, наблюдавшая до этого за папой, подняла глаза на бабушку. Меня будто током пронзило. Если бы я была художником! Если бы могла передать выражение её лица, её взгляд – это была материализованная любовь – не слово, не понятие, не чувство…
Мне тогда было лет 14, я вряд ли бы смогла передать словами своё впечатление, да и сейчас не очень получается… меня будто накрыло тёплой волной нежности, будто всем своим существом – и чувствами, и разумом я прикоснулась к истинной любви, ощутила её присутствие, её наличие и величие…
Вот так же умел любить и мой папа. С болью и горечью, со стыдом за свой эгоизм, вспоминаю, что, рыдая в день папиной смерти, я страдала не только от того, что папа так рано умер, но (и, кажется, даже произнесла это) и от осознания того, что никто другой не будет любить меня так, как любил меня папа…
Помню, лет в 8 у меня на тыльной стороне правой кисти, у основания большого пальца появились бородавки (никаких лягушек я не трогала). Больше всех по этому поводу переживала мама, считая бородавки проявлением нечистоплотности. Мама настаивала, чтобы папа предпринял немедленные меры для их устранения. Папа же больше всего боялся причинить мне боль.
Летом мы проводили папин отпуск у бабушки. Папа с мамой, взяв с собой Диану, куда-то уехали на пару дней, а я осталась с бабушкой. Мне нравилось, что бабушка не расспрашивает меня ни о чём, не пытается развлекать. Я помогала ей собирать листья шелковицы, чтобы кормить шелкопрядов. Мне было очень интересно наблюдать, как эти удивительно прожорливые создания из крошечных, будто маковых, чёрных зёрнышек превращались в толстых белых гусениц, пожирающих всё более несметное количество зелёных листьев. Спустя время, гусеницы, пресытившись, начинали наматывать на свои жирные тушки белую или золотисто-жёлтую клейкую «нить», превращаясь в белые и жёлтые коконы.