Западной науке, которая серьезно задумалась над тем, что она есть только после применения атомного оружия в ХХ веке, многое настолько непонятно, что в своих попыткам самоидентификации, она как вновь родившаяся форма познания окружающего мира, повторяет путь философии, пройденный 3000 лет назад. Исследования методологии науки именно желание, если не объяснить, то хотя бы выявить аксиомы понятийного, сопряженного, если не в органоне познания (логика в этом отношении к науке не применима), то хотя бы в языке.5 Эти наивные попытки самоидентифицироваться в форме договора о терминах, успешно обретают себя опять же исключительно на государственном уровне, – в международном частном праве, международных союзах, конфедеративных формах организации, банковской сфере и прочее, но в рамках науки как формы познания -несостоятельны в силу огромной динамики изменения государственного, по сравнению с динамикой изменения личности. Если жизнь человека за последние 100 лет ускорилась в 10 раз, то жизнь государства в 10 000 раз. Общественное просто не может влиять на государственное, а государство не знает где бы ему найти то самое общественное, которое значится записанным в систему гражданского общества.
Как оказалось, ничего из теорий Великого Просвещения просто не способно работать. Ничего из теорий ХIХ века на практике не обернулось пользой. Современность ничего лучше (кроме чисто восточного способа сохранения – того, что имеет место быть в ООН) не придумало. Жалкие попытки США возродить военный тип государства терпят неудачу именно в силу того, что слишком конспирированы и не ориентируют завоеванных на подчинение, а призывают к тем формам организации материи, которые не только чужды социальной организации, но и религиозным чувствам, составляющим сердцевину государственного. Поверить в демократию в XVIII веке было можно, но сейчас, на Востоке, – никогда.
Проблема Западной государственности в том, что она перестала быть формой упорядочивания социальной материи, проявления современного типа организации представляют из себя иногда полные противоречия в области действительного, которые само государство, устранившее древнейшие институты снятия социальных противоречий просто не в состоянии снять через правосудие, судебную власть.
Современное государственное устройство в формуле того, что право – это бытие в возможности государства, а государство – бытие в действительности права, выглядит весьма разумно. Так, законодательная власть продуцирует бытие в возможности, лишенное