– И, за неимением иностранных послов, вы решили угостить меня своим свинским лимонадом, – укоризненно нахмурилась Лена.
– Помилуйте, и в мыслях этого не было! – воскликнул Мартов.– Здесь все село пьет такой квас, и никто не морщится.
– Знаете, – сказала женщина, пристально всматриваясь в загорело-грубоватое лицо драматурга, – вы как-то не очень похожи на человека, пьесы которого ставят в Европе. Чем же вы так заворожили тамошних зрителей?
– Если мои пьесы идут в Европе, то это вовсе не значит, что я европеец. Это значит только то, что в России не понимают моего языка. Искусство – это поиск новых форм отражающих свое время, а у нас весь поиск, как правило, сводится к дешевому маскараду, к превращению классических персонажей в балаганных шутов. Гамлет сдал свой камзол в театральный музей. Теперь он появляется на сцене исключительно в трико, в тельняшке, в пижаме и даже в чем мать родила. Наши театральные мэтры бесстрашно калечат классику, но панически боятся ставить новые современные пьесы. Впрочем, и в Европе меня ставит только молодежь, которая мне едва ли не во внуки годится. И я этому даже рад: значит, новое поколение меня понимает и принимает, и я соответствую духу времени. Сегодня вечером в Стокгольме будет премьера моей новой пьесы «Три часа темноты». Это очень сложная пьеса в форме одностороннего диалога.
– Односторонний диалог? – удивлённо переспросила Лена, – Интересный оксюморон…
– Я думаю, за премьеру следует выпить! – подал, наконец, голос Саша, всё это время увлечённо закусывавший.
– Действительно, а то я вас совсем баснями закормил, – Мартов снова аккуратно наполнил стаканчики зеленоватой жидкостью из большого графина.– Или вы предпочитаете более привычные напитки?
Лена совершила рукой какие-то неопределённо-загадочные пассы и, подняв свою стопку, произнесла небольшой тост:
– Виктор, ещё раз поздравляю вас с днем рождения и желаю, чтобы ваши удивительные пьесы шли не только в Европе, но и в Америке, Азии, Австралии и Африке, а самое главное, чтобы их, наконец, поставили в России.
– Спасибо, – растроганный писатель попытался бесцеремонно поцеловать женщину в губы, но та проворно увернулась и Мартову досталась лишь упругая покрасневшая щека.
Пропустив по второй стопочке самогона, хозяин и его гости несколько минут молча и сосредоточенно закусывали.