Гарри его манера говорить «я» о Волдеморте изрядно бесила и
запутывала. Он тоже вздохнул:
— Так, ладно, что мне делать-то? Скомандовать смотреть в
глаза?
— Уже нет никакой нужды. Думаю, он теперь сделается послушнее, —
Том снова улыбнулся. — Но вот адекватнее — вряд ли. Кричер, ты
знаешь пароль к библиотеке?
— Кричер не знает… Кричер плохой… — заныл домовик. — Кричер
советует спросить портрет хозяюшки… бедная моя хозяюшка, её косы
побелели от горя, ох, как она страдала, моя несчастная госпожа, как
жаль, что она не дожила…
— Умолкни, — велел Том брезгливо, — и отведи меня к
портрету.
К их общему с Гарри удивлению, они вернулись в холл.
— Это? — переспросил Том странным сдавленным голосом,
глядя на желтушную бабку в чепце. Кричер забормотал что-то
утвердительное.
— Мой лорд, — шепнула старуха, опускаясь в старомодном книксене.
В её глазах блеснули слёзы. На лице Тома отразился легчайший, едва
заметный проблеск ужаса, быстро скрывшийся за холодной отчуждённой
маской.
— Бурга, — произнёс он равнодушно. — Пароль от библиотеки, будь
добра.
— Je vis dans l'espoir,[49] — слегка дрожащим голосом ответила
та. — Мой лорд, я сразу вас узнала… но как это возможно?
Том не снизошёл до ответа — он просто развернулся и направился
назад к библиотеке, даже не оглянувшись проверить, идёт ли Гарри за
ним. И Гарри действительно пошёл — хотя бы для того, чтобы
сказать:
— Мне, кстати, тоже показалось, что она тебя узнала. Может, не
прямо сразу, но когда ты её заставил замолчать — она так пялилась,
чуть глаза не выпали!
Том поморщился:
— Впусти меня, словоохотливое дитя.
— Je vis dans l'espoir, — старательно выговорил Гарри, надеясь,
что не перепутал незнакомые слова. Резная дверь бесшумно
распахнулась.
— То, о чем ты болтаешь, невозможно, — бросил Том на ходу,
направляясь вглубь довольно большой комнаты, до потолка
заставленной невероятно пыльными томами. Газовые рожки услужливо
вспыхнули в простенках, а Кричер поскакал раздёргивать шторы на
окнах. Гарри неожиданно для себя звонко чихнул и Том, казалось
впервые обративший внимание на грязь вокруг, взмахнул палочкой:
— Эванеско! Кричер, здесь всё почистить, живо.
— Почему невозможно? — спросил Гарри, осторожно присаживаясь на
стоявший посреди комнаты диван.
Напротив дивана был резной прямоугольный столик и ещё два
кресла. Пол устилал узорчатый восточный ковёр с бахромой по краям.
Кричер, продолжая о чём-то болтать сам с собой — звучало в точности
как бурчание в животе — принялся щёлкать пальцами; выглядело это
бестолково, но подействовало почти сразу — слой пыли и паутины,
устилавший всё вокруг, на глазах начал таять.