Дева печально сидит, праздный держа черепок.
Чудо! Не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой;
Дева, над вечной струёй, вечно печальна сидит.
и «Царскосельская статуя» (1916) Ахматовой:
…Я чувствовала смутный страх
Пред этой девушкой воспетой.
Играли на её плечах
Лучи скудеющего света.
И как могла я ей простить
Восторг твоей хвалы влюблённой…
Смотри, ей весело грустить,
Такой нарядно обнажённой.
Таким образом, русская литература, начиная с XVIII века и до начала XX века, обращаясь к статуарной тематике, опиралась на большой пласт мифов античности и основанных на них сюжетов, получивших развитие в западноевропейской литературе (таких как интерпретации легенды о Дон-Жуане).
XX век открылся использованием статуарной метафорики, как продолжение века XIX (в символизме Анненского, Сологуба, Андрея Белого, в акмеизме Ахматовой). Однако после Октябрьской революции скульптурная тема в русской литературе XX века резко изменила свои характеристики. Литература раннего советского периода декларирует отказ от культурных ценностей прошлого, от религии, от «старой эстетики». Образы статуй в советской литературе лишаются демонических, мистических красок. Заметно некое «панибратское» отношение к скульптурным образам, фамильярные или шаржевые интонации, в которых нередко в те десятилетия писали о памятниках.
Любопытно, что именно памятники Пушкину часто становятся объектами изображения в советской литературе 1920–1930 годов. Новые молодые литераторы, появившиеся на исторической сцене, старались присвоить себе национального кумира.
Багрицкий в картине городского ландшафта «Дерибасовская ночью. Весна» (1915), написанной не без влияние футуристов, «оживляет» одесский памятник Пушкину следующим образом:
Гранитные дельфины – разжиревшие мопсы —
У грязного фонтана захотели пить,
И памятник Пушкина, всунувши в рот папиросу,
Просит у фонаря: «позвольте закурить!».
В 1923–1924 годах в маленьком цикле «Пушкин», «Одесса», «О Пушкине» уже сам Пушкин (а не его статуя) стал у Багрицкого «поэтом походного политотдела», отдыхающим у костра вместе с красноармейцами, а лирический герой Багрицкого «благоговейно поднимал уроненный поэтом пистолет».
Марина Цветаева была против безжизненной канонизации и политизации Пушкина. В 1931 году она написала стихотворение, которое стало первой частью небольшого цикла «Стихи к Пушкину»: