Денис рассмеялся:
– Ты просто великолепно выглядишь! Это не комплимент, это факт, реальность.
– Ты знаешь, я раньше хорошенькая была, – совсем по-девчоночьи сказала она.
– Да ты и сейчас ничего, – продолжал улыбаться Денис.
– Нет, правда. Вот у нас в классе Кристинка есть, так она на самом деле красивая. Мы с ней раньше танцами вместе начинали заниматься. За ней все парни бегают.
– А за тобой не бегают?
– Я на них внимания не обращаю. Да и некогда мне.
– Ну и дураки они, – коротко и веско прозвучал приговор Дениса.
Она рассмеялась от такой его конкретности…
Воскресенье, 19.30
– Ну и дурак же ты, милок, – без всякой злости сказала Любина мама, запуская Юрия в дом. – Я тебя узнала.
Казалось, она нисколько не удивилась его появлению.
– Ты Юра. Ты с Любой приезжал сюда, когда она школу заканчивала. И пошто тебе Алена?
– Она из дома ушла. Что-то случилось у нее. Я найти ее должен. Она была здесь?
– А тебе до нее како тако дело?
– Я ее отец.
Баба Гутя молча взяла старый ухват, стоявший в углу с незапамятных времен, хотя печка давным-давно не топилась как русская.
– Признался. Вот это по твою душу все эти годы стоит. Повертывайся, охаживать тебя буду.
Она села на табурет и тихонько заплакала:
– Нашелся, значит, ирод проклятый. И я через тебя грешна. Из-за тебя ведь с дочкой рассорилась, что понесла она от тебя тогда, без мужа. А ты сбег.
– Но я не знал…
– Молчи! – прикрикнула бабушка. – Хорошо, Фима тогда нашелся. Ох, как любил он и Любу, и Аленку. Я потому его и привечала, что чужую дочь принял как свою. Даже лучше. Дай бог каждой такого отца. А своих детей бог не дал… Через тебя он и усох, сгинул. Твой грех его сгубил. Точил, точил его душу, и сгубил. Не мог он спокойно жить… А я… Выгнала тогда я Любашу. И назад она уже не вернулась. Тяжело хоть было, а не вернулась. Гордая оказалась. Видишь, как ты души человеческие искалечил. Судьбы человеческие поломал… Хорошо хоть явился. Совесть, видно, есть.
– Я случайно узнал, – честно признался Юрий.
– Но не отказался же. А любит Любаша только тебя. Нешто я старая, век прожила, да не чую. По-прежнему тебя.
– Я знаю, бабушка, – тихо сказал Юрий.
– И Серафим, царство ему небесное, знал это, чувствовал. А сделать ничего не мог. Потому и усох. Я знала, что объявишься. Бог-то, он есть. Ведь и ты ее любишь, дурак и есть дурак. Ее и больше никого. Я это тогда уже знала. Хорошо было вам вместе… Сам-то как жизнь жил? Фима говорил, в другом городе живешь, далече… Женат?