Кирьяков, встретив ее у татами, тоже улыбнулся:
– Вот уж кто может не волноваться, так это ты.
И тут прозвучало:
– На татами вызываются Семакин Борис и Помогаева Алена.
У нее даже дыхание перехватило. Она сняла тапочки.
– Семакин – ака, Помогаева – сиро.
«Это что?» – она с недоумением посмотрела на Кирьякова.
– Он красный, ты белая. Видишь, ему красную ленточку к поясу цепляют. Просто чтобы вас различать.
Семакиным оказался высокий, немного нескладный черненький мальчишка с желтым поясом. «Ого, у него желтый!» – ей вдруг стало почему-то неудобно, что у нее самой только белый пояс. Все видят, что она – новичок.
Она вышла на татами, и ее как будто током ударило. Это невероятное ощущение – босые ноги на холодном жестком татами – осталось у нее на всю жизнь. С тех пор она снова и снова хотела испытать его. Тренировки у них проходили в обычном спортзале обычной школы, и они босиком носились по обычному крашеному полу. Настоящее татами ее ступни почувствовали тогда впервые.
Она, как в тумане, встала в основную стойку. В голове была полнейшая пустота. Она не помнила ни одной ката, ни одного движения.
Перед ними стоял главный судья, в строгом черном костюме, белой рубашке, галстуке. По углам татами на стульях сидели еще четверо судей, таких же официальных и строгих. У каждого в руках по два флажка – белый и красный. И все – в одних носках, без ботинок. Ей почему-то стало смешно – в костюмах, галстуках, и… в носках. Тапочек не хватало. Папа так иногда дома ходил.
– Поклон, – услышала она напряженный шепот Кирьякова и спохватилась. Ах да, поклон судье, сопернику. Снова в стойку.
Главный судья, увидев ее белый пояс, выбрал самую простую ката и скомандовал:
– Хэйян-шидан.
И все. Туман исчез. Сразу все стало ясно и понятно.
– Хэйян-шидан, – объявила она и начала выполнять. Рядом, параллельно с ней, то же самое делал Борис Семакин. Ей самой понравилось, как она сделала – четко, без ошибок, в нужном ритме. Ей просто безумно нравилось выступать на татами. А Боря заторопился, закончил свою ката раньше, чем она. Это было неправильно – она хорошо чувствовала ритм.
Все четверо судей подняли белые флажки. Борис, вчистую проигравший ей, посмотрел на нее без злости, без ненависти, но с некоторым удивлением.
– Все? – спросила она у Кирьякова, надевая тапочки.