«Тонем?!» Нет, выравнивается, только по реке пошла волна.
Дед Егор, паромщик, иногда, когда паром легкий был, без машин, давал им подержать весло – огромное, тяжеленное, неповоротливое. И они, пыхтя и обливаясь потом, изо всех сил держали это непослушное гигантское весло, раздуваясь от чувства собственной важности.
Однажды они заблудились там, за рекой, и к парому вышли уже в сумерках. Им не повезло – паром был на другом берегу. Они перепугались – вдруг дед Егор уже ушел домой, и им придется здесь ночевать… Как они тогда кричали! Все трое потом охрипли и несколько дней разговаривали только шепотом. Но кричали не зря – дед Егор еще недалеко ушел и услышал их отчаянные вопли. Вернулся, перевез их уже в темноте, потом даже проводил к дому дяди Миши. Она там и ночевать осталась тогда…
Бабушка просыпала муку и ругалась сама на себя:
– Это прямо не бабушка, а како-то горе. Руки как крюки, вот все и валится… Так ты что же, специально приехала, чтобы с батюшкой встретиться?
– Ну-у, – смутилась Алена. – Не только. Тебя попроведать.
«И самой успокоиться…»
Но какое тут «успокоиться»! Она вдруг сообразила, что не привезла никаких подарков – ни бабе Гуте, ни дяде Мише, ни матушке Наталье, ни сестренкам своим названным, Ксении и Ольге. Занятая только своими мыслями и своими проблемами, она совсем забыла об этом. Ой, неудобно-то как! Хоть мелочи какие-нибудь, ведь не подарок дорог, а внимание…
– Баба, извини, я подарков-то никаких не привезла. Замоталась совсем, – извиняющимся тоном сказала Алена.
– Ой-е, – всплеснула руками бабушка. – Еще чего! Сама приехала – вот и подарок. В кои-то веки. И не надо ничо боле.
– Так и дяде Мише тоже ничего, – хоть ты тресни, не поворачивался у нее язык называть его «отцом Михаилом» или, тем более, «батюшкой».
– И ему ничего не надо. Он тебя увидит, душа возрадуется, вот и подарок.
– А девчонкам?
– Евойным-то? Ксюхе с Олькой?
Бабушка призадумалась:
– Им-то надо бы. Вы ж, молодые, любите это дело, подарки всякие да сурпризы.
Теперь уже задумалась Алена.
Она достала из рюкзака томик Есенина, пересчитала деньги. Одно время Есенин был ее любимым поэтом, тогда она постоянно таскала эту книжку с собой в сумочке. А так как с кошельками ей паталогически не везло, она их то сама теряла, то у нее их вытаскивали, она стала хранить деньги в Есенине. У нее менялись интересы, появлялись другие книги, другие поэты и писатели, потом вообще перешла на планшет. Но томик Есенина так и был с ней. Она только вклеила в него бумажный конвертик, чтобы деньги не вываливались. А мелочь по-мужски таскала в карманах.