Джек умолкает и смущенно откашливается:
– Прости, Лори… я не хотел… в общем, ты знаешь…
Он не произносит имени Джинни, но я прекрасно понимаю, за что он просит прощения. В сотый раз упрекаю себя за то, что пустилась в ненужные откровенности. Узнав о смерти Джинни, люди чувствуют себя обязанными выразить сочувствие и в результате лепечут всякие банальности. Именно по этой причине я стараюсь никому о ней не рассказывать. Это не значит, что я кого-то осуждаю. Просто констатирую факт.
– А ты собираешься на Рождество съездить к маме? – перевожу я разговор в более безопасное русло, и Джек мгновенно расслабляется.
– Собираюсь. Но мне придется вкалывать почти до самого Рождества. – Он пожимает плечами. – Кручусь, как белка в колесе. Да что говорить, ты все сама понимаешь.
Выпив два бокала вина, я чувствую блаженное тепло. До чего это приятно, вот так сидеть и болтать с Джеком. Я уже забыла, как это приятно.
– Ты намереваешься до конца жизни работать на радио? – спрашиваю я.
– Я бы не прочь. Мне там ужасно нравится. – В его глазах вспыхивают огоньки. – Там всем плевать, если ты явился небритым или в мятой футболке. Это тоже плюс.
Тихонько смеюсь. Я же вижу: несмотря на все усилия казаться пофигистом, Джек страшно амбициозен. Если он не с Сарой, значит он работает. В основном он пишет тексты для передач, но иногда выходит в ночной эфир, пробуя себя в качестве ведущего. Нет никаких сомнений, вскоре его голос будет звучать на всех волнах. В течение многих лет я буду слушать его, уплетая утром кукурузные хлопья или готовясь вечером ко сну. Перспектива довольно приятная. В отличие от моих собственных перспектив, которые остаются туманными. Работа в журнале остается недостижимой мечтой. К тому же последние несколько месяцев мне было не до собственной карьеры.