Герзе, штаб I-го батальона 100-го горного полка
12 марта 1940 года, 12 часов 00 минут
– Господа, – Макс-Гюнтер Шранк обвел тяжелым взглядом командиров рот и начальника штаба, – как вам известно, восьмого числа сего месяца в войну против Франции и Великобритании вступило Королевство Румыния. Шестой армейский корпус уже начал передислокацию в западные районы Республики Турция, – майор кивнул астеемену Шафраку Акгюлу, отвечавшему за взаимодействие немецких горных стрелков с местным командованием, – для укрепления тамошней обороны. После неудачи при обороне Киликийских ворот турецкое командование концентрирует силы у городов Кочхисар и Джихайбейли, дабы не пропустить Вейгана и О’Коннора к столице, и у Афьон-Кархисар, где англо-французские силы также пытаются продолжить наступление. Учитывая сложность обстановки, Кароль Второй принял решение укрепить турецкие силы в Причерноморье, для чего из Констанцы в Самсун перебрасывается 16-я пехотная дивизия. За взаимодействие с нами от румынской стороны отвечает локотенант супрем Флорин Матей, прошу любить и жаловать.
Шранк указал на скромно примостившегося в уголке молодого мужчину в закрытом полевом кителе британского образца с нашивками артиллериста и пилотке.
– Также сейчас к отправке в центральную Турцию готовится девяносто пятая танкобригада РККА, – продолжил майор. – Развертывание сил Румынии и СССР в этом районе предполагается закончить до двадцать третьего марта, в связи с чем нами получен приказ подготовиться к выдвижению в район Лядик-Османджик для установления контроля над перевалами. Срок на подготовку – два дня. Вопросы?
«Опять переезд, опять метания», – вздохнул фон Берне.
Одесса, ул. Балковская
12 марта 1940 года, 12 часов 45 минут
– Тетя Сима, тетя Сима, я вам говорю, чтоб вы меня так слышали, как я думаю! Що ви стоите как Муссолине, увидав английские танки у Тобрука? Таки що – ви увидали английские танки? Плюньте. Я вам говорю – плюньте и разотрите, это уже не английские, а давно наши. Ой, ви меня удивляете! Если ви покупали эту блузку, що сейчас на вас як седло на корове, в Харькове, она принадлежит всему Харькову? Да весь Харьков ее даже на посморкаться не порвет! А ентих Мешков и Моталок[5] товарищи Ванников и Микоян прикупили, на минуточку, еще до войны, по сходной цене. Я говорю – по сходной, потому что торговались, как на Привозе. Тетя Сима, да отойдите вы уже от дороги, я умоляю! Вам мой Моня ноги задавит. Моня! Мо-о-оня! Тьфу, черт проклятущий, ну что ему стоит услышать маму в этой консервной банке! Шо? Тетя Сима, вы шо такое говорите? За такую броню, да моего Монечку? Как я ему буду давать горячее? Шо? Люк? Ай, да пока от башни дойдет до водителя, там останутся одни косточки да огрызочки. Моня-а-а-а. Стой свой танк! Стой свой танк я сказала, не смей ехать на твою мать! Товарищ комиссар, не смейте дергать кастрюлю из рук, а меня с дороги тем более. Мой сыночка не поедет на войну голодным! Моня, да вылези ты, мама просит! Товарищ лейтенант, от вам я доверяю, от видно що настоящий красный командир. Солдатики, помогите маме кастрюльку для сына передать. Он у там, внутри сидить, он впереди вас поедет, ему може чужая бомба раньше вас достанется… Ой, тетя Сима, що ж це деится, а? Монечка, сыночка мой, и воевать? Он же всю жизнь мечтал играть на скрипке, а потом ее разбить о голову Льва Аркадьевича, чтоб ему за те уроки музыки моя оплата икалась…