– Мой знакомый из Восточной Евгетии уже пишет большую биографию. – Хвастался Герасим, когда уже успели издать три тома его биографии и снять короткометражный фильм. – Назовет, наверное, в стиле «Избранный», «Желчь», «Жребий» и так далее. Или как там? – Появилась вульгарная улыбка, как заметила Маргарет Клинтон. Он входил в роль. – Потом передумает. Я его знаю, уж поверьте мне. И, даже не знаю, окажется какой-нибудь «Новый Герострат», «Второй Герострат». Или, чего хуже, «Геростратово кайло». У него многое крутится вокруг одной темы или имени. Я его знаю. Трепло. Всегда что-то приблизительно, что-то рядом. Никогда не скажет: «Вот, этот человек нажмет на кнопку и убьет миллионы жителей только из-за того, что его раздражает агрессивная политика соседнего государства». Нет. Не напишет. Всегда с таким намеком. Я к тому, что у него уже есть «Геростратово кайло». Повторяюсь, да? А раньше рассказ косил под притчу «Ключи к жизни». О чем это вообще? Я, когда первый раз читал, ничего не понял. Правда, он там избегает одного слова. Мне это кажется, очень точным.
– Вы зачем заговорили о своем друге? – перебила Маргарет, утомившись от Герасима и его болтовни, дешевой и нудной, такой же пестрой и стерильной, как байки «Евгено-модифицированной литературы», на которую был подписан ее друг из Северной Евгетии, в смартфоне записанный как Пропп. Маргарет переживала за него. Он часто путешествовал по Дальним и Южным островам. Не сидел на месте. Хандрил через три месяца, хотя это исходило из ее слов. Ее устраивали их расстояния, его богатство, но смущал долг, который рос с каждым днем. За свой карьерный рост даже в далекой Триннии, куда, казалось бы, не дотягиваются руки агрессивной Евгетии, она подписала самый невероятный контракт. И в первое мгновение даже хотела отказаться. Теперь же вопрос исчезновения евгетского лица облегчил бы ей жизнь неимоверно. Невероятно. В разы.