Вадим любил слушать записи Окуджавы, особо нравилась ему песня Булата про «трех сестер милосердия». Средняя из них – Надежда – первая протянула ему руку помощи. После того как Миша сильно поранился, зацепившись вечером за какую-то проволоку, Вадим стал прибегать на стадион «Динамо» и выписывать круги по его гаревой дорожке. И в этот раз стояли обычные летние сумерки – ничего особенного.
Небольшой стадион был знаком ему издавна. Когда Вадим еще учился в школе, сюда нередко приводил ребят на уроки физкультуры их учитель Михаил Хананович. Маленький, круглый еврейчик средних лет, очень живой и смешной – он был похож на взъерошенного воробышка. Нередко, по дороге на стадион, Вадим ухитрялся ненадолго заглянуть домой. Как-то, кажется в классе шестом, он «стукался» здесь со своим одноклассником Толей. «Стукаться» – это было нечто серьезное, вроде дворянской дуэли, не просто тебе обычная для школьных будней короткая потасовка…
Итак, стадион был для Вадима до мелких черточек свой, почти как двор его детства. Теперь он накручивал обороты вокруг арены «Динамо», пытаясь довести себя до физического изнеможения. В этом состоянии ему чуть-чуть легчало. Зачем-то бедолага вел счет кругов, как делают в монастырях, перебирая четки. Казалось, он жаловался стадиону на свою горькую долю, взывал к его сочувствию и состраданию…
И вдруг – произошла непонятная вещь. Вадим отчетливо увидел, как на противоположном от него конце дорожки загорелся фонарь на столбе. «Почему так рано? – пронеслось в его голове, – и почему только один горит, а не все?». Он продолжал свой бег, краем сознания отмечая, что фонари передают эстафету друг другу: один гаснет, а за ним зажигается следующий. В другой раз, в другом состоянии, возможно, он стал бы искать случившемуся естественное объяснение: скажем, мираж какой-то привиделся. Такое ведь случается… Однако сейчас подобные объяснения не принимались в расчет, отметались без всякого сомнения. Видимо оттого, что было в этом «мираже» нечто ласково-успокоительное, какая-то тихая, но властная сила, потеснившая из его существа пустоту безнадежности и глухую, давящую боль, сжимавшую сердце. Вадим ощутил и воспринял это душой. В тот час его сознание было подобно телу иудея, «впадшему в разбойники». Добрый самарянин возливал елей на кровоточащие раны, а несчастный ничего не видел и не слышал, только всем нутром своим впитывал облегчение своих мук…