С той поры прошло лет сорок, а может быть и больше. Ефимовна давно покоилась на старом городском кладбище, умер и Толин отец. Анатолий Федорович уже имел жену, двух взрослых детей и приличную должность в солидной фирме.
Однажды вечером супруга ему сказала:
– Знаешь, наш Коля со своей новой девушкой стал ходить в церковь.
– Да ну! – удивился отец.
Через день у него с сыном состоялся такой разговор.
– Мне мама сказала, что тебя Нина по храмам разным водит…
– Почему Нина водит? У меня своя голова есть.
– И тебе там нравится?
– В общем, да…
– Что же там интересного? Сахар сахарный… И потом – это ж все средневековье дремучее. Ты ведь живешь в двадцать первом веке!
– Знаешь, папа, не будем спорить. Говорят, что в споре рождается истина. Но не в таких вопросах. Я побежал, пока!
Полетели снова будни, заполненные напряженной работой и разными хлопотами. Анатолий Федорович с затаенной досадой вспоминал про разговор с сыном, но «давить» на него не хотел – безполезно, парень уже взрослый.
Однажды он поздно пришел домой с тяжелой головной болью. Быстро перекусил, чмокнул в щечку свою расплывшуюся с годами половину и лег в неубранную с утра постель. Снилась Кривенко сначала всякая ерунда, он почти ничего не запомнил. Будто идет куда-то в одном дырявом носке и грязной футболке. А одноклассник Димка кричит на всю улицу:
– Кривой, кривой, пошли раков на речку ловить…
И вдруг возникает присутствие покойной бабушки, хотя явно он не видит ее. Раньше бабушка Вера никогда ему не снилась. Ощущается за ней свет какой-то, можно сказать приглушенное сияние. Такая она радостная…
– Толя, внучек, слышит. – Что ты в свою работу уперся и света бела кроме нее не видишь? Пора уже и о душе своей подумать. Смотри, поздно будет. Гляди, Коленька то твой поумнее тебя оказался…
Анатолий поднялся с каким-то новым для себя чувством. Проникший из-за окна солнечный луч высвечивал возле штор тонкий шлейф пылинок. Пережитый сон всколыхнул в глубине сознания что-то давно забытое, детское. Вспомнилось одно зимнее утро, когда так не хотелось рано вставать, а бабушка наскоро одела его и почти тянула за собой на какой-то большой и важный церковный праздник.
Старый храм был заполнен молящимися людьми. Дьякон отец Василий в видавшем виды подряснике обходил его с дымящимся мерно взлетающим кадилом, внимательно и строго вглядываясь в лица. Толик почему-то отвернулся от этих добрых испытующих глаз. Сладкий запах ладана, тягучее пение на клиросе, малиновые, светящиеся изнутри лампадки возле икон – все это, однако, погружало мальчишеское сердечко в особый удивительный мир. Что-то вроде сказки, но не волшебной, которая тает и исчезает, а взаправдашней, хотя и далекой. Впрочем, Толя не смог бы выразить словами это чувство. Оно было как промелькнувшая странная фраза в пении: «Радуйся, Невесто Неневестная!».