– Маленькое мое чудо-расчудесо, ну что ты, успокойся… Ты хочешь слетать на отдых? Устала от зимы и хочешь солнышка?
– Нет, Влад! Я хочу насовсем уехать! Насовсем, понимаешь? Я хочу жить! Хочу быть живой! Хочу ходить по этой прекрасной земле и под этим солнцем! С тобой вместе хочу!
– Опять ты за старое. – Влад недовольно поморщился. – Говорю же, меня не тронут. Не посмеют тронуть. Я не могу из-за страхов все бросить!
– Молю тебя, поставь хоть раз в жизни меня на первое место… Ты же говорил, что любишь и ради любви готов на все…
– Но и ребят в Останкино я тоже люблю! И дело наше люблю! И Россию тоже! Вот как все бросить и уехать? Как предать их? Ты представляешь во что превратиться странна если ИМ все таки удастся купить журналистику? Настоящий, неподкупный журналист, думающий журналист, способен быть рупором народа! Он его голос! Вот это и есть настоящая демократия – Когда народу дают ПРАВДУ для размышления и потом позволяют высказаться так, чтоб быть услышанным.
– Все хватит мне этих заезженных лозунгов! – Альбина пыталась перебить мужа, даже оттолкнула его. Но Влад уже оседлал своего любимого «конька» и самозабвенно продолжил беспощадно-правдивое объяснение:
– Представляешь, что будет, если я отступлю? Их же купят… всех купят… с потрохами… и с честью, и совестью, чтоб потом благополучно похоронить под высокими гонорарами. Ты же понимаешь у кого сейчас есть деньги. Они все бандиты!
Но Альбина уже его не слушала. Этих разговоров были тысячи и все об одном и том же. Её уже тошнило от этих разговоров. Как он не понимает… Окей, сейчас поймет!
– А меня посмеют убить?
– Что? – Влад растеряно смотрел на жену, недоумевая – Ты о чем?
– Тебя, любимчика миллионов убить не посмеют, а меня посмеют? Чтоб тебя опять вышибить из жизни горем, которое сложно вынести. Как тогда, после смерти сыновей. Ты выдержишь, если меня убьют? Не станешь пить по-черному как раньше? Сможешь бороться за свое – Общественное Российское Телевидение? – Альбина била сего словами нещадно, наотмашь. Смотрела ему в глаза и с каким-то даже наслаждением увидела в них тот ужас, в котором сама жила уже несколько месяцев.
Теперь он боялся. Боялся по-настоящему.
– Тебе тоже угрожали? Когда тебе звонили? Что сказали? – Влад побелел и посерел даже. Лицо застыло, руки била мелкая дрожь. – Почему ты мне не сказала раньше? Они что называли число? Тебе тоже называли число после которого… – Влад запнулся, не смог сказать это вслух.