На этом Бернард отложил карандаш, широко зевнул и пошёл спать. Теперь сон дался ему легко: ведь рядом с ним была Элиза. Ближе, чем где-либо, – в его сердце.
Эта ночь прошла, теперь наступил день и принёс с собой обычные заботы. Волшебное ощущение близости с любимой ушло вскоре после того, как он отложил карандаш.
С грустью Бернард подумал, что сколько бы ни было колбасы на завтрак, однажды она закончится. И надо будет вставать со стула, нести посуду в ведро, чтобы после помыть её, одеваться и идти на работу. Он посидел ещё немного, даже когда еда в миске кончилась и кружка осталась пуста, потом встал и начал бродить по башне, то принимаясь за уборку, то оставляя её, передвигая вещи без всякой цели; он принимался считать оставшиеся сухари, потом, махнув лапой, понимал бессмысленность занятия. Это не могло долго продолжаться.
– Пора кончать со сборами! – решительно сказал Бернард сам себе. Он и сам уже понял, что просто оттягивает тот неприятный момент, когда нужно будет открыть дверь и шагнуть в ветреную и холодную тирольскую осень.
Он отправился в прихожую, отгороженную от гостиной деревянной ширмой. Первым делом Бернард надел свой любимый свитер с высоким горлом. В холодную погоду мышак предпочитал кожаные штаны с подтяжками, не пропускающие воду. Штаны он заправил в крепкие сапоги с ремешками, подложив сухой травы. Этот простой приём предохранял ногу от натирания, намокания и держал её в тепле. Так выходило очень прилично: можно было ходить по размокшей от дождей земле, хотя и требовалась внимательность. Через некоторое время кожа сапог начинала набухать от набранной воды; сено становилось влажным и требовало замены, да поскорее, если не хочется слечь с ангиной. Бернард снял с вешалки шляпу с широкими полями и шинель с нашивками дорожной службы, которая полагалась ему по штату. Хотя устав требовал носить служебную фуражку, Бернард предпочитал свою шляпу. В ней было уютнее. В случае сильного ветра он убирал уши под шляпу и так грелся. А фуражка пылилась на дальней полке, ожидая очередного визита начальства с проверкой.
– Ах, чуть не забыл! – Бернард хлопнул себя по лбу.
Он протопал обратно в гостиную, стараясь не наследить, но кусочки засохшей грязи, налипшей вчера на сапоги, отваливались и рассыпались по полу. Мышак сделал себе пометку в уме, чтобы подмести в комнате, когда вернётся с обхода.