– Надеюсь, – говорю, – я буду звезда?
– Нет, вы будете эксперт.
* * *
– Монахи! – прочла я нашему сыну Сергею прощальные слова Будды, – все вещи мира, движущиеся или покоящиеся, не вечны и обречены на умирание. Время уходит, и вот уж мне пора идти к другому берегу, это мое последнее вам предостережение, – так, закончив проповедь Дхармы, Будда вступил в паринирвану.
– А кто сказал, что вечны? – вскричал Серега. – Что вы все ломитесь в открытую дверь? Кто с этим спорит?..
* * *
Выступали на радио «Свобода» с директором Центра образования Сергеем Казарновым.
– Мы должны делать все, чтобы ребенок не чувствовал себя виноватым, – сказал он. – К примеру, дети забывают за собой спускать в туалете. Поэтому культура может начинаться с того, что унитаз у них должен быть без полочки, а сразу дырка!
* * *
Встретила Гену Калашникова в ЦДЛ, он познакомил меня с поэтом Мишей, своим хорошим приятелем.
– Этот Миша, – тихо сказал Гена, – всегда так звонит не вовремя – ну, знаешь, бывает – жена ушла, пришел налоговый инспектор, с потолка течет вода, от свечи загорелись шторы. Тут обычно звонит Миша и спрашивает: «Старик! Как ты думаешь, можно так сказать: «Муравьеда горделивая походка»? Вот это слово «горделивая» не кажется тебе неуместным?» Ты отвечаешь: «Старик! Я никогда не видел муравьеда. Может, у него действительно походка горделивая?..» А закончить с ним разговор можно только механически…
* * *
Мне Юрий Коваль говорил:
– Проза должна быть такой, чтобы хотелось поцеловать каждую написанную строчку.
А Татьяне Бек:
– В руках Творца, – говорил он, – должно быть ощущение уверенности и счастья.
* * *
Таня Бек бандеролью прислала мне свою новую книгу стихотворений «Облака сквозь деревья».
– Получила, – говорю ей по телефону, – прижала к груди – гудят токи. Открыла – брызнул свет.
А Таня:
– Так что же я, по-вашему? Торшер?
* * *
Юрия Коваля спросили в издательстве:
– Над чем вы сейчас работаете?
– Пишу роман «Рояль из Порт-Артура».
– Название не подходит, – сказали ему.
«И у меня отпало желание писать эту вещь, – сказал Коваль, – в которой еще не было ни строчки».
* * *
– Я тут познакомился с кореянкой, – говорит писатель Леонид Юзефович. – Она переводила Пастернака с английского. И ее интересовал «Доктор Живаго». А там у него рябина, раздавленная на снегу, как символ революции. Я ей показал рябину возле станции Переделкино. Ее это потрясло. Так вот, она вела два дневника: один на корейском – там она записывала, во сколько проснулась, что было на завтрак, как работает кишечник, а второй на японском языке – там уже она писала о Пастернаке, о рябине…