Предлагалось сконцентрировать сорок семь англо-американских дивизий плюс десять немецких (хотя и понимали сложность мобилизации немцев на новую войну, однако полагали, что страх перед большевизмом подтолкнет немцев к сотрудничеству с англичанами и американцами) для противостояния советским войскам в Восточной Европе. Авиация Англии собиралась действовать с баз в Дании и Северной Германии, а флот двинуть вперед вдоль балтийского побережья.
Планировщики исходили из того, что в ответ Сталин, скорее всего, оккупирует Норвегию, вторгнется в Грецию и Турцию, захватит нефтяные месторождения Ирана и Ирака – на этом направлении одиннадцати дивизиям Красной армии могли противостоять только две индийские бригады.
Начальник имперского генерального штаба и главный военный советник Черчилля Алан Брук еще в 1943 году пришел к выводу, что именно Советский Союз станет следующим врагом. 22 мая 1945 года Черчиллю доложили, что придется противостоять СССР объединенными силами Соединенных Штатов и Британской империи. Но через день, на совещании 24 мая британские военачальники нашли идею войны с Советским Союзом «фантастической и немыслимой» и отвергли план. Им рисовались другие картины ближайшего будущего: как быть, если Красная армия не остановится в Германии, а двинется дальше, оккупирует Францию и соседние небольшие страны?
Когда общий враг, Гитлер, был повержен, вновь встал вопрос: как относиться к Советскому Союзу? Массовые репрессии, насильственная коллективизация, голод – все это привело к тому, что в представлении западного мира Советская Россия мало чем отличалась от нацистской Германии. Заместитель начальника британского генерального штаба генерал-лейтенант Генри Паунал пометил в дневнике, что не может относиться к советским вождям как к союзникам: «Они убийцы».
Британский посол Кларк-Керр жаловался, что в Москве он живет как в клетке. Мало кто из советских граждан рисковал принять приглашение на прием в британское посольство. Послу позволяли встречаться только с узким кругом советских чиновников. За ним постоянно следили. Его утешало только одно:
– Меня окружало четверо, а японского посла восемь человек.
Впечатления английских дипломатов и военных от пребывания в Советском Союзе и от общения с советскими чиновниками были столь тягостными, что они затмевали более реалистический анализ политики Москвы. Британские разведчики говорили о «примитивной азиатской расе». При мысли о появлении у ворот цивилизованной Европы таких варваров возникала мысль о необходимости сдерживания Красной армии.