Тогда-то, сражённый новым именем, Тиша мысли бабы Дозы и Корнеюшки стал видеть и слышать. Баба Доза думала: «Удалюся от василисков этих в Лавру…» – и вырастал в её мыслях крылатый монастырь на горах, со звонарём в синем подряснике, взбирающимся по узенькой, уводящей в небо, лестнице. Звонарь, оборачиваясь, улыбался, баба Доза от счастья млела, приговаривая: «Удалюся – и точка!»
Каин-Корнеюшка думал о другом: «Завтра в школьном сортире удавлю гада», – и тут же, вслед за нашатырно-говняным запахом школьной уборной, зримо рисовался мелькнувший в голове у Корнеюшки приятель его, Лапша, с верёвкой за пазухой…
Авель убрал подушечки пальцев от глаз, глянул украдкой на брата. Каин продолжал думать про мужика и бабу, которые представлялись ему десятирублёвой и рублёвой монетами. Никелевый мужик и баба медная сели в поезд, уехали.
Прихлынувший народ стал заполнять платформу. Люди проходили сквозь Тишу-Авеля, и в каждом из идущих высвечивалась одна главная чёрточка. Чёрточка обозначалась единственным главным словом. Люди словно растягивали внутри себя узенькие транспаранты с надписями: «подонок», «трудяга», «ожидающий», «психопат».
Авель давно не заглядывал никому внутрь, занимался чужими рукописями, другими нужными и ненужными делами. Вздрогнув от любопытства, он выставился из-за колонны сильней, чем надо, чтобы увидеть, как открывшие своё нутро люди действуют на брата. Тут его Каин и заметил: ухмыльнулся, прибавил шагу.
Он был всё такой же: весёлый, уверенный в себе, правда, теперь не размахивал, как раньше, двумя руками сразу – прижимал левую к верхам живота.
Каин шёл и на ходу мелко поплёвывал: больно много металлической рези глотнул! Плюя и вспоминая древние годы, лыбился. Ещё б! Таким же сырым, октябрьским, но и ежу понятно, более тёплым утром, в родном Таганроге, на Рыбном рынке, припадая глазами по очереди к широким щелям летней женской раздевалки, где торговки по приказу сбрендившего с ума начальства обязаны были переодеваться в наспех сшитую рыночную униформу, услыхал он не женские визги-пизги, услыхал слова неожиданные. Слова эти кто-то вставший за спиной стал в него вколачивать, как гвозди. Причём по голосу нельзя было определить, кто вколачивает: мужик, баба?
– Ты тут тёлок глазами щупаешь, а братан твой бабке на тебя в эту самую секунду стучит… Стой ровно, не оборачивайся. Я сосед твой новый.