Тут назвавшийся Ангелом Силы явил себя отчётливей. Не пучком дрожащих лучиков предстал – обрёл фигуру. Как сосуд хрустальный до краёв наливается вином – наполнился Ангел золотистой плотью. Отставив в сторону копьё, одним движеньем сколупнул он с головы полупрозрачный шлем, упав на сухой травяной настил, подломил под себя крылья, подобные снопам серебристо-зелёного ковыля, и за плечевые суставы себя ухватил. Тут в келье узкой, выстроенной в виде сахарной головы, круглым клином, что-то слабо треснуло. Нежно и скоро, как снимают рубашку с младенца, сдёрнул с себя через голову Ангел Силы нежнейшую кожу-душу, и засверкало по краям голубое и розовое, а в серёдке насквозь прозрачное тело. Сладко-младенческая вонь – как обделался несмышлёныш – разлилась вокруг.
– А тогда я Дадамей, ежели ты Потестатос-обосратос! – стал надсмехаться над содравшим с себя кожу отец Авель. – Меня, бес, не проведёшь. Не покорюсь тебе!
– Глянь зорче, Фома неверующий! Не на меня – в себя самого глянь. Что у тебя в душе творится, узри. Знаю, решил ты видения гнать от себя поганой метлой и сонму прозрений не верить. Истомило тебя долгосиденье в тюрьмах мирских и монастырских. Извела мнимая ненужность прозорливости. Рассуждал ты в последние месяцы вроде верно: «Зачем прозревать грядущее, когда Господь Сам его знает и всё устроит? Зачем тыкать первоистинами в мурластые хари? Особенно если эти мурластые хари первоистин знать не желают?» Но ты людское правдоненавистничество должен стерпеть. Да и прозрения твои не напрасны. Сгодятся! Не в нашем веке, так в следующем, или в том, что за ним наступит. И эту временну>́ю оттяжку – стерпи. До>́лжно побывать тебе выше неба! Низкое, видимое людьми небо, преграда для высоких помыслов. Выше неба привычного подняться тебе надо: в небо незримое! Что там увидишь-услышишь – в тайных записях продолжай излагать. Видеть вещи как они есть, небесным сферическим зрением, враз сводящим воедино мильён изображений – дано всем. Даже стрекозам! Что уж про людей говорить. А видят так – единицы. Вот счищу наросты, собью окаменелости со зрачков твоих – тогда как dragon flay, как стрекоза-дракон, видеть будешь!
Здесь случилось неожидаемое: под брызжущими лучами Ангелова тела оба гла>́за отца Авеля, как две лягушки сдуру на лицо запрыгнувшие, страшно взбухли и лопнули. Синяя, стекловидная, с кровеносными прожилками, потекла жижа. Жижа, однако, быстро всохлась в лицо, в шею. И тогда, вместо прежних Авелевых глаз, возникли глаза иные. Громадно-выпуклые, и впрямь стрекозьи! Токмо крупней (да и умней к тому ж). Как у прихожанки покорной, затрепетав, порозовели и свернулись узкими трубочками уши.