– Тебе будет не все равно, когда мы станем есть за столом старост, а также получим разрешение проводить вечера четвергов в деревне, а ты останешься одна, – сказала Джорджия.
– Она права, – заметила Нэнси.
Лила закатила глаза и вздохнула. Она всегда поступала так, когда ей не удавалось получить то, чего ей хотелось.
– Ладно, – сказала она, – но я не собираюсь браться за что-то серьезное и не стану носить форму во время уик-эндов.
– Договорились, – улыбнулась Джорджия. – Пойдем запишемся. Пока вы не передумали, чтобы мне не пришлось все делать самой.
Несмотря на тот факт, что общая комната была, строго говоря, паршивой, в том, чтобы сделать новое пространство своим, заключалось что-то глубоко волнующее. В длинном помещении с низким потолком, частично ниже первого этажа под самой старой частью школы, влажными на ощупь каменными стенами и рваными, продавленными креслами и диванами, стоявшими вдоль стен, имелись чайник, тостер и приличный набор микрофонов. Телевизор с размытым изображением, размером с маленький холодильник, весил семь стоунов[12] и показывал всего четыре канала. Но для девочек шестого года обучения это был настоящий рай. Комната уже наполнилась криками, смехом и спорами, появился запах тостов.
– Вы уверены? – спросила Джорджия, вытаскивая шариковую ручку из сумочки. – Я вас записываю. Извини, – сказала она Хейди Барт, которая с ручкой в руках стояла возле списка.
Хейди казалась обиженной. Хотя, возможно, ее сплющенное лицо выглядело так всегда. Уже не в первый раз Нэнси подумала, как трагично иметь имя Хейди – имя, которое вызывает образы светлых кос и миловидность доярки, но при этом ты похожа на мопса.
Нэнси смотрела, как синие чернила заполняют маленькую таблицу на листе бумаги. Нэнси Грейдон. Камилла Найт. Джорджия Грин.
– Я собиралась записаться, – тихо сказала Барт.
– Извини, – ответила Джорджия, в голосе которой не было ни капли сожалений. – Я уже закончила.
Зубы Хейди были слишком маленькими для ее рта, и она держалась как-то странно, слишком сильно выпячивала бедра и как-то непонятно изгибала спину. Несколько лет назад Лила уверенно заявила, что шрамы, которые они видели на спине Барт, когда переодевались, чтобы лечь спать, остались после операции по исправлению горба. И все три подруги, не продемонстрировав особого воображения, в течение следующего года стали называть ее Квазимодо.