ни ждал их впереди, он будет гораздо хуже.
В конце концов, Мехмед был сыном Мурада. А не их другом. Он был тем, кто захватил их в плен и держал в неволе.
После основных предметов мулла Гюрани всегда разговаривал с Мехмедом о Пророке, о предназначении османцев, заключающемся в том, чтобы раз и навсегда свергнуть Византию и Константинополь. Лада мрачнела при упоминании о том, что таинственный бог, парящий над всеми, выбирает султана, чтобы распространить мусульманскую религию по всему миру. Она такого бога никогда не видела, как и никаких доказательств его существования. Османцы были успешными потому, что были организованными, богатыми и потому, что их было много.
Почти каждый день после обеда, уставшая от учебы и вымотанная неотступной тревогой о том, какие новые испытания придумает для них султан, Лада уходила, оставляя Раду кивать, соглашаться и повторять все подряд, как щенок за своими хозяевами. Амасья была не похожа на Валахию, но она была ей ближе, чем Эдирне. Город стоял на каменистых холмах, у его подножия лениво извивалась полноводная зеленая река. Многие здания, в том числе крепость, в которой жили Лада и Раду, были высечены прямо в склоне горы. За крепостью, на холме, в одичалых садах росли яблони.
Лада забавлялась, лежа на спине и бросая кинжал вверх, пытаясь зацепить яблоко. Иногда ей это удавалось. Иногда нож падал обратно и едва не пронзал ее. Она одинаково радовалась и тому, и другому исходу. Сам факт, что ей снова было разрешено носить при себе кинжал, говорил о том, какой незаметной и незначительной она стала.
В Амасье даже самые свежие и хрустящие яблоки казались ей рыхлыми и горькими на вкус.
Именно в этом фруктовом саду она лежала однажды ранней осенью, когда свет вокруг стал таким низким и золотистым, таким густым, что она подумала, что сможет испробовать его на вкус. Он будет не таким, как яблоки в неволе. Он будет на вкус, как дом. Дом.
Лада подняла привязанный к шее мешочек, сняла его через голову и прижала к носу. Она убедила себя в том, что по-прежнему ощущает запах вечнозеленой веточки и цветка, которые от времени высохли, раскрошились и превратились в пыль. Она положила их в мешочек в ту ночь, когда они бежали из Валахии, и с тех пор всегда носила при себе.
Мимо прошли двое янычар, не заметив ее. Они шутили, и хотя говорили по-турецки, один из них сохранил валашский акцент. Лада встала, прошмыгнула от одного дерева к другому, следуя за солдатами к их баракам – скоплению приземистых каменных строений вокруг грязного двора. Там раздавался лязг ударяющихся друг о друга сабель и взрывы хохота. Лада наблюдала, выглянув из-за стены.