В голову приходили мысли одна другой дряннее. Ведь кто-то же вырыл эту яму? Значит, рано или поздно явится проверить. С другой стороны, у Симонова против зубов и клыков твари имелся автомат. Он за свою жизнь мог и побороться. А вот чтобы подкрепиться, у него ничегошеньки не было. Вряд ли медленно загибаться от жажды и холода лучше, чем быть разодранным в клочья. Второе хотя бы произойдет быстрее, пусть будет и больно, и страшно. Можно, конечно, пустить себе пулю в лоб и не мучиться, но лучше оставить подобное на самый крайний случай – когда окончательно истает надежда на спасение.
– И… как же хочется жить… – прошептал парень непослушными губами и неожиданно для себя самого всхлипнул.
Ему еще полноценной истерики не хватало! Вряд ли, конечно, ее увидят. Стесняться не перед кем, но настолько по-идиотски расходовать силы Влад не собирался.
– Спокойно… тихо… тс-с… – уговаривал он себя и с каждым словом голос звучал увереннее. – Если не выходит с наскока, попробуем иначе. Человек – единственное разумное животное на планете. Так?.. Если не учитывать того, что этот разумный Землю и доконал. Однако мы ведь сейчас не демагогией занимаемся и философствованием, а выживаем, потому все лишние умозаключения отставим в сторону, – отвечал самому себе Влад. – А потому – пользуйся мозгами. Вряд ли чертова землеройка умнее тебя. Давай-давай. Вот, скажем, если в стене проделать углубления – типа своеобразные ступени. Получится на них опираться? А ведь получится!..
Следующие минуты, а может, часы, он работал – механически, не раздумывая особо, используя не только собственные руки и мыски сапог, но и автомат. Земля поддавалась плохо, была плотной и влажной. Грунтовые воды, что ли, близко? Это плохо. Хотя в его положении практически не имеет значения. Если вдруг откуда-то из стены забьет фонтан, то, стоит надеяться, яму он заполнит, а потому и выбираться будет легче. О последствиях купания в этой водичке он и потом может поразмышлять – когда спасется. Ну а если не забьет, то и думать в этом направлении не имеет смысла.
«Ступени» постепенно выковыривались, пусть и медленно.
– Ну, хоть так! – подбадривал самого себя Симонов. – Тебе кто-то обещал, что будет легко? Нет? Тогда давай-давай, арбайтен! – он понятия не имел, из какого языка это слово, но его часто любил повторять Иваныч, подгоняя техников, и в памяти оно осело накрепко, став синонимом одновременно и к «работать», и к «быстро».