У меня то ли от лекарств знахаря, то
ли от полученной информации, голова кругом пошла. Да кто такие эти
гриммары?
– Дед, Рани, вы меня простите. Я
совсем туго соображаю. Может мне действительно по башке треснули
сильно. Я вообще где?
– А сам-то ты как думаешь? На,
прикройся, – дед протянул мне серую, застиранную до дыр, но чистую
рубаху.
Я встал со стола и надел
подарок.
– Рубаха не простая. Из твина ткалась,
с нею раны быстрее заживают, – просветил меня дед.
– Спасибо, – мне бы знать, что это за
твин и как он выглядит, – я думаю, что я в Самарской губернии. В
России, само собой.
– Где-где?! – маразм деда отпускать
никак не хотел.
Я надеждой глянул на Рани.
– Самара, ну же? Где?
Она в непонимании замотала
головой.
– Не знаю. Никогда о таком месте не
слышала.
– Как… нет… постой… город такой –
Самара. Да черт с ней, Москва где? Или Новгород?
– Все – спать. Совсем умом плохой
стал, – поставил мне диагноз Микаль.
– Минуту, дед. Еще минуту, на пару
вопросов мне ответьте и спать, хорошо?
– Ладно, задавай свои
вопросы.
– Я… мы… вообще где?
– В смысле где? – старик мне отвечать
не спешил, поэтому в разговор вступила внучка, – мы на
Боргосе.
– Боргос? Что за Боргос?
– Остров. Боргос. Ты не местный?
Откуда ты приплыл? – девушка за меня явно переживала.
Что я ей должен был ответить? Я даже
не помню, как называлась речушка, в которую мы с конем
влетели.
– Хорошо. Ладно. Боргос. Страна какая?
– я цеплялся за последнюю соломинку. Не могла же та речка-поганка
меня через границу унести?!
– Элестия. Дол Элестия, – выдала
какую-то бессмыслицу Рани.
– Дол Элестия? – повторил
я.
И дед, и внучка одновременно
кинули.
– Хорошо, пойдемте спать, – сказал я в
надежде, что утро вечера мудренее. А там глядишь или последствия от
удара пройдут. Или настойка из мухоморов наконец-то меня
отпустит.
Старик перед сном дал мне отвар и сказал, что он поможет мне
заснуть. Врал, чертяка – какое там «поможет». Я еле дошел до
расстеленного на полу матраса, рухнул на него и провалился даже не
в сон, а в темный-претемный овраг. Из которого меня вытащил опять
же Микаль.
– Очнись! Вставай! Да очнись ты уже, окаянный! – тряс меня
безостановочно дед за плечо, пока я не открыл глаза.
– Чего?
– Солнце всходит, вот чего. Пора тебе.
Я не сразу понял, куда и зачем мне пора. Потом события
вчерашнего дня каруселью пролетели в моем сознании. И я понял – да,
пора. Если я не хочу подставить под удар деда с внучкой, то мне
надо уходить. Кстати, насчет нее – девушка поди вообще спать не
ложилась. У стоящей рядом с открытой дверью Рани, под глазами будто
углем черные синяки нарисовали. Девушка прислушивалась и
приглядывалась к тому, что происходило снаружи.