В эту пору года здесь всегда такая погода, – ветреная, но довольно теплая как для середины весны. Деревья за окном гнулись, и, наверно, стонали под сильной рукой Зефира, играющего с ними как с послушными игрушками, не обращая внимания на их плач и стон о пощаде. Безжалостному ветру было все равно, как и человеку, наблюдающему эти страдания через окно, скрывающее стоны и мольбы деревьев, погруженных поневоле в дикий танец. Лишь безумные, причудливые образы телодвижений проходили сквозь бездушное стекло. Концы кроны клонились вперед и назад, творя низкие поклоны и пытаясь снискать пощаду, уповая на стволы, которые делали свое дело, впиваясь все сильнее в спокойную и умиротворенную почву, хранительницу благ и жизни, дарующую покой и стабильность.
Давно взошедшее солнце, проливаясь огнем в пространство, лишь усиливало мучения растений, занятых, словно кроты под землей, скованной бетоном, поиском живительной влаги, необходимой как квинтэссенция существования, жизни и процветания, радости перерождения в молодых побегах, и ощущения, что все что было, – было не зря. Впрочем, в этом, Божьем мире, вряд ли может быть что-то зря, разве что только сам человек как всегда ошибочно определит для себя и всей остальной живой и не живой материи ее ценность и значимость через категорию «прошедшее зря или на пользу» зачастую неправильно отражая сущность всего окружающего в запылившихся в последнее время донных зеркалах души. Если же что-то упорно нам кажется пустяшным, зрячим, не нужным – то, скорее всего дело не в этом явлении, а в нас самих, не постигнувших их истинного предназначения и смысла. И дай Бог, чтобы он открылся нам, хотя бы в конце жизни.