Изломы судеб. Роман - страница 16

Шрифт
Интервал


– Благодарю! – улыбнулась девушка, аккуратно сняв сочный, ароматный кусок с шашки. – А как вам этот фрукт?

– По мне – гадость! – сплюнул казак. – Рот вяжет, кислятина! С нашими, донскими кавунами не сравнить! И как только их благородия это едят?

Потом еще долго гуляли по бульварам – Тверскому и Пречистенскому (ныне Гоголевский – авт.), среди ликовавшего по случаю победы народа. Затем Коля проводил девушку домой. У Князевых тоже праздновали победу. Пили шампанское, сохранившееся еще с довоенных времен.

– Власть отныне будет наша – купеческая! – раздавался из столовой голос Лениного отца Василия Петровича. – Хватит нам перед господами-дворянчиками тянуться в струнку и взятки им давать за получение военных заказов!

– Царь власть нам не даст, – услышал Коля голос отца.

– Сегодня создано Временное правительство, в него вошли и купцы, – ответил Князев. – А царя уже завтра не будет – отречется от престола!

Назавтра государь-император Николай Александрович отрекся от престола, передав его брату Михаилу – прославленному генералу, герою войны. Тот тоже отказался от престола, передав власть в стране Временному правительству. Потом все постепенно успокоилось. Выпустили из тюрем посаженных туда царских генералов, жандармов, полицейских. Возобновили работу государственные учреждения, предприятия, банки, магазины. Леонид Арсеньевич передал полк кадровым офицерам и вернулся к учебе в школе подпрапорщиков. Правда, не забыл выдать мандаты братьям, что они являются участниками Февральской революции. Вернулись к учебе и Николай с Шуркой. Возобновила занятия гимназия, где училась Леночка. При всем при этом народ находил время на митинги и демонстрации. А они проводились по поводу и без повода. То отменят чины и сословия. То запретят рукоприкладство в армии, а господ-офицеров обяжут обращаться к солдатам «на вы». То введут в обращение новые деньги, прозванные по фамилии премьер-министра Керенского «керенками». То произойдет плохо подготовленное наступление, закончившееся новыми жертвами. Словом, народ успевал не только трудиться, но и митинговать.

В мае вернулся с каторги дядя Арсений, превратившийся из поджарого, заводного красавчика в мрачного, одутловатого мужика, правда неожиданно хорошо одетого.

– Я теперича – герой революции одна тысяча пятого года, политический каторжанин и член партии большевиков. Мне за мои страдания положено! – ответил он Александру Федоровичу, удивившегося, что уж больно приличная для каторжника одежда на брате. – Сейчас понемногу грабим награбленное. Но это пока. Потом скинем «временных», заводы у буржуев отберем – рабочим отдадим. Землю у помещиков отберем – между крестьянами по справедливости разделим. Свою, народную власть установим, и не будет ни бедных, ни богатых! Зато каждый человек, пусть последняя кухарка, страной будет управлять. И деньги, к чертовой матери, отменим! Так, что готовься, брат, к великим свершениям!