– Зарко-цыган у нашего бургомистра лошадь свел! – не удержался-таки конюшонок, за что схлопотал еще одну оплеуху.
– Фиска, закрой пасть! – рыкнул конюх. Потирая ладошку, завистливо протянул: – Вы теперь богач, господин рыцарь.
– Посмотрим, – кивнул я, открывая дверь в конюшню.
Конюшня была рассчитана на дюжину лошадей, но было занято лишь четыре денника. Две лошаденки, вероятно хозяйские, да Гневко с Кургузым (ишь ты, приклеилось).
Первым делом я посмотрел на гнедого, но тот стриганул ушами, показывая, что у него все в порядке и все, что сдано ему под надзор, на своем месте. Так оно и было. Мешков не убавилось, а вот живности в деннике прибавилось – в углу скрючился человек в синих штанах и ярко-красном жилете на голое тело. Конокрад тихонько поскуливал и баюкал правую руку.
– Как это ты его? – поинтересовался я у гнедого.
– Го-го-го! – отозвался Гневко. Топнув копытом, тряхнул гривой: – То-то!
Все понятно. Господин конокрад применил старую уловку – ухватил жеребца за ноздри и попытался вывести его из денника. От боли лошадь покорно идет за своим мучителем и не может подать голос. Вот только с гнедым такой трюк не прошел – жеребец воевал с тех самых пор, как перестал быть жеребенком, и подпускал к себе немногих: меня и тех, кому доверял. А мы с гнедым не привыкли доверять никому. Я-то еще могу дать промах, а вот жеребец – никогда. И правильно делает. Иначе скакал бы сейчас Зарко-цыган на моем жеребце, а не валялся на грязном полу.
– Говори, – кивнул я конюху.
Тот, снова сдергивая шапку, доложил:
– Мы шум услыхали, ржание, а потом крики. Бежим, а этот паскуда уже на пузе лежит, а жеребец ваш его копытами обхаживает. Хотели отбить, да страшно стало. За Зарко-цыгана награда хоть за живого, хоть за мертвого – все едино, а нам еще пожить охота. У вас не конь, господин рыцарь, а целый дракон!
– Драконище! – уважительно подтвердил мальчишка и опасливо посмотрел на старшего – не огреет ли снова? Но тому было не до воспитания младших.
– Вы, господин рыцарь, сами его в ратушу сдадите или помощь нужна? – робко поинтересовался конюх. – Ежели надо, мы поспособствуем. Да и поделиться бы можно… Ну, хоть по пфеннигу. А лучше – мне четыре монеты, а Фиске один. И хозяину надо бы пфеннига три отвалить. Все-таки его конюшня.
– Как интересно! Жеребец конокрада поймал, пока вы ворон считали, а делиться-то с какой стати? – усмехнулся я. Махнул рукой: – Тащите сами. Про гнедого можно ничего не рассказывать, он не обидится. Скажете, что сами поймали.