«Наверное, это что-то настолько маленькое, что я его даже не вижу, – зевнула Пенелопа. – Ну ничего, завтра выясню, а сейчас пора спать».
Она вновь погасила свет и выбросила эту мысль из головы. Когда Пенелопа уже лежала в полудреме, в комнату прокралась Куку, вскочила на постель и зарылась в одеяло, но тут же снова вылезла, подбежала к голове Пенелопы и принюхалась.
– Отвяжись, – буркнула Пенелопа и отмахнулась от кошки. Мяукнув, Куку вновь полезла под одеяло. Почувствовав, что та теплым клубочком свернулась у нее в ногах, Пенелопа тут же уснула. Немного погода кошка громко чихнула, а потом еще раз, и еще.
– Так вот в чем дело! От меня больше не пахнет костром, – сквозь сон пробормотала Пенелопа.
И в самом деле: если от тебя всю жизнь пахло костром, а потом вдруг перестало, это озадачивает. И наутро Пенелопа очень удивилась. Но не тому, что больше не чувствует привычного запаха – настоящее потрясение она испытала в ванной, увидев свое отражение. Из висевшего над умывальником зеркала на нее смотрела совершенно незнакомая девочка.
Ну, это, конечно, глупости. Девочка была вполне знакомая, ведь в зеркало смотрела она сама, Пенелопа. Но волосы у нее уже не висели тусклыми серыми прядями, как селедочные хвосты – вместо них появились огненно-рыжие кудри, торчавшие во все стороны.
– Ты кто такая? – спросила Пенелопа у отражения. У девочки был тот же носик пуговкой, те же темно-зеленые глаза и такая же светлая кожа, как у нее самой.
Схватив себя за волосы, Пенелопа поднесла одну прядь к глазам. К правому глазу. И моргнула.
– Не может быть, – пробормотала она. Девочка в зеркале ничего не сказала, но ее губы шевелились в такт словам. Сев на крышку унитаза, Пенелопа попыталась отдышаться и трижды сосчитала до десяти – как всегда, когда хотела успокоиться. Однако это не помогло. Что стряслось? Запах костра исчез, а волосы стали яркими, как языки пламени… Как это могло случиться? И что это значит?
Вдруг она почувствовала такую тоску по матери, какой не чувствовала все эти несколько недель. Пенелопе захотелось упасть ей в объятия, прижаться к груди и услышать, как бьется ее сердце – как она слышала когда-то, когда была совсем маленькой. Захотелось, чтобы мама погладила ее по огненно-рыжей голове и сказала: «Ах, Пенни, милая моя Пенни! Ты же моя дочь, а значит, ты для меня всегда хорошо пахнешь, костром или чем-нибудь еще. И седая ты или рыжая – это не меняет тебя внутри!»