Другие пугали. Тот же акцент на
приоритетах, к примеру. Холодно, машинно, я бы сказал, выделялись
вещи важные, остальные маркировались второстепенными,
незначительными или «приемлемыми». Как в тот момент, когда бандиты
взяли нас с Люсей на трассе.
Менялась сама система ценностей.
Прежние «хорошо» и «плохо» ещё держались — всё же мама с папой и не
самое дурное окружение постарались, чтобы я по-прежнему уважал
нормы общежития. Но события последних дней, даже тех, что я не
помнил, заставили здорово их пересмотреть.
Вот, например, убийство. До случая в
Садовом за мной числилось три, пусть я про них ничего и не помнил.
Полиция считала, что шесть. Но те эпизоды я ещё мог как-то
оправдать — это как бы был не я. А два дня назад, находясь в
сознании и при памяти, именно я отправил в мир иной ещё четверых.
Убил, чётко понимая, что делаю, и даже желая этого!
Часть меня продолжала считать, что
вообще-то убивать людей плохо. Так то людей, парировала другая!
Ничего не замышляющих против тебя людей, да, плохо. А тех, кто
хотел жестоко убить — нет. Это даже не самооборона, чистка.
Выпалывание сорняков. Ты же не убил врача? Он всего лишь делал свою
работу. И ты его не убил. Это правильно.
Если бы я слушал в школе учителя
литературы и читал побольше классиков, типа Толстого с Достоевским,
то, наверное, уже извёл бы себя бессмысленными самокопаниями. А так
отмечал это всё, но в пучину безумия не опускался. Просто
фиксировал и где-то глубоко внутри пугался. Но и только.
В таких рассуждениях я и провёл
остаток дня. В квартиру решил не возвращаться, чтобы лишний раз не
светиться. Написал Люсе в «телегу», рассказал про рентгенолога и
приказал уничтожить симку, с которой она тому звонила. Девушка даже
ругаться не стала, только вздохнула и скинула свой новый номер. А я
пешком добрался до микрахи и до темноты бродил по Чигиринским
полям.
Домофон на двери никто, конечно,
менять не собирался, даже код тот же остался. То ли не успели, то
ли не подумали даже, что бывший арендатор восемьдесят третьей
квартиры вдруг решит вернуться за вещами. А напрасно — где-то
читал, что даже собака прибегает к своей блевотине, а уж преступник
на место преступления явится обязательно. Впрочем, беспечность
старшей дома, или кто там ведал перепрошивкой домофона, мне была
только на руку. Я спокойно вошёл и, не торопясь, поднялся на
седьмой этаж.