Записки советской переводчицы. Три года в Берлинском торгпредстве. 1928–1930 - страница 6

Шрифт
Интервал


На мгновение, впрочем, внимание Рабиновича отвлечено: солдат концом штыка нащупал что-то твердое под шкафом и торжественно извлекает шкатулочку с моими золотыми вещами – брошки, кольца, два браслета и, чего мне особенно жаль, бабушкино гранатовое ожерелье. Рабинович ухватывается за шкатулку, он доволен. Он делает для вида коротенькую опись и прячет находку в свой портфель.

– Позвольте, почему вы хотите это забрать?

– Не беспокойтесь, гражданочка, если окажется, что вы ни в чем не замешаны, все вернем.

Не замешаны… Но бювар следует за шкатулкой. Что-то будет!

Оглядываюсь на Ваню. Он бледен как полотно.

– Мамочка, я хочу кушать…

Бог мой, да ведь Юрчик действительно с утра ничего не ел! Бедная детка, он ничего не понимает в происходящем. Его все эти чужие дяди, наводнившие нашу дачу, даже интересуют.

– Позвольте покормить ребенка.

– Нет, теперь некогда кормлениями заниматься. Едем к командиру.

– Да, но как же мой сын?

– А разве его не на кого оставить?

Оставить? Да эта мысль мне даже в голову не пришла. Но на кого же? На Каролину? На петуха?

– Нет мы предпочитаем, чтобы он ехал с нами. Ведь мы ни в чем не виновны, и вы говорите, что скоро нас отпустите.

– Да, да. Ну, живее. Пора ехать!

Нас выводят на улицу, где уже стоит грузовик, и под лицемерно-сочувственным взглядом Каролины, старающейся показать свое крайнее недоумение и огорчение, нас увозят в направлении шестнадцатой станции.

Возле каждого из нас солдат с ружьем. Остальные остались сторожить дачу. С другой стороны около меня помещается Рабинович. Он старается завести со мной нечто вроде конфиденциального разговора и спрашивает:

– Вы давно знаете полковника Сташевского?

– Какого Сташевского? – удивляюсь я.

– Ну, я понимаю, вы не хотите сознаться, но ведь у вас была подпольная организация. Полковник Сташевский, подпоручик Самойлов и другие.

Бросаю взгляд на Ватика. Он бледен, но старается казаться совершенно спокойным. Он даже не разговаривает с солдатами. Его невинно арестовали, и он это особенно подчеркивает. Но что у него на душе!

– Что вы, – говорю я Рабиновичу, – какая подпольная организация? Мы – люди приезжие, у нас почти нет знакомых.

– Вам же хуже будет, если вы будете продолжать запираться. Машинку почему не сдали? Знаете, что по декрету все пишущие машинки должны были быть сданы в трехдневный срок?