Но только обоз зашёл в середину станционного поселка, передних лошадей сразу остановили вооружённые китайцы, тут же стали сбегаться все жители станции. С некоторых повозок уже потащили вещи, начали распрягать лошадей. Я сказал Косте и мужикам, чтобы они препятствовали и не давали грабить обоз, а сам побежал к коменданту станции, чтобы выяснить причину нападения. Меня встретил офицер лет тридцати пяти в балудзюновской форме (солдаты 8-ой революционной армии)>27 и представился комендантом станции. Я ему всё объяснил, он быстро снарядил команду и из дежурки вокзала выбежали бойцы, человек двадцать. Я за это время успел позвонить на пост у тоннеля, в отряд Попова, те сообщили, что как освободятся, сразу приедут.
После этого мы бросились в сторону обоза, часть лошадей уже выпрягли и кое-что из вещей уже успели утащить. Когда я подбежал к обозу, как раз выпрягали тёщину Гнедуху, одну из крупных лошадей и рылись в телеге. Комендант вынул из кобуры маузер и подняв вверх выстрелил, толпа шарахнулась, комендант скомандовал, чтобы все китайцы отошли от повозок на десять метров по обе стороны и кто нарушит приказ будет застрелен на месте. Его послушались и толпа китайцев стала отходить, бойцы стояли рядом наизготове.
Комендант приказал запрячь лошадей, которых успели выпрячь мародёры и грабители. Когда всё было готово он приказал трогаться, а если кто попытается преследовать обоз, то будет расстрелян. Когда обоз тронулся прискакало человек десять из отряда Попова, но сопровождать обоз они отказались, так как нельзя было бросить на произвол тоннель.
Люди уже были напуганы и переполошены, но надо было уезжать как можно дальше от станции и сделать перерыв. Обоз отъехал километров десять и остановился в одной пади у небольшой горной речушки, накормили и напоили лошадей, подкрепились сами, стали собираться ехать дальше. Ехать без дозора было опасно и решался вопрос кому идти вперёд, мужики боялись, кто за свои семьи, кто за себя и скарб. Долго шли пререкания, но никто не соглашался, время шло и надо было ехать, пришлось мне опять объявиться добровольцем, в пару к себе я снова позвал Костю, тот не возражал. Тёща боялась оставаться одной, но и не возражала, что пойду именно я.
Мы с Костей тронулись, взяв опять с собой штук по пять гранат и по куску хлеба за пазуху. Всех малых детей, стариков и старух, а также раненых отправили поездом, уехала и Фиса, так как была уже на четвёртом месяце. Мы шли на несколько километров впереди обоза. Места были увалистые и обоз то скрывался в пади, то вновь появлялся на горизонте вершины сопок. Шоссейная дорога по обе стороны была завалена пустыми прострелянными бочками из-под горючего, лежали трупы японцев, тела уже были раздуты и не вмещались в добротную форму самураев. Валялись убитые артиллерийские лошади и вороньё стаями кружилось над всеми этими разлагающимися трупами людей и лошадей. Вороньё каркало в каком-то истерическом состоянии и наводило на нас неприятный первобытный страх, от которого становилось не по себе и по телу пробегал неприятный холод. Панорама была довольно неприятная.