Всем было ясно, что кайзер и его окружение окончательно взяли курс на развязывание войны. Наступали решающие дни Сараевского кризиса.
В Генеральный штаб постоянно приходили сведения об австрийских мобилизационных мероприятиях в Галиции у российской границы и о возвращении проживавших в России германских и австрийских подданных – офицеров запаса – на родину.
Во второй половине дня 26 июля штаб получил известие о том, что австрийские войска, расположенные в районе города Костолац, подвергли артобстрелу сербский берег Дуная, захватили три сербских парохода и начали сосредоточение на границе с Россией.
Дипломатические переговоры еще велись, но с момента нападения Австро-Венгрии на Сербию дипломатам и политикам во всех европейских столицах было уже ясно: время переговоров кончилось и очень скоро конфликтующие страны будут говорить на совершенно другом языке – языке пушек.
Днем царь вместе с дядей Николашей появился в Думе, дабы внушить стране мысль о своем единении с народом.
Как и всегда в таких случаях, было много патетических речей и ликований.
Встречу испортили фракция РСДРП(б), которая в полном составе покинула Думу во время голосования за военные кредиты правительству.
«Эта война, – заявили они в своей декларации, – окончательно раскроет глаза народным массам Европы на действительные источники насилий и угнетения, от которых они страдают, и теперешня вспышка варварства будет в то же время и последней вспышкой!»
Так и хочется спросить:
– А зачем же вы против нее в таком случае выступали?
Интересно было бы узнать и то, какие это народные массы страдали в той же процветающей во всех отношениях Германии, которая становилась одной из самых развитых стран мира?
Более того, именно эти самые «народные массы» были настроены весьма воинственно и мечтали о мировой гегемонии Германии.
В то самое время, когда большевики покидали Думу, министр иностранных дел Сазонов задумчиво сидел в своем кабинете.
А задуматься было над чем.
Начало, по сути дела, войны против Сербии, лишний раз напоминало о том, что золотое время дипломатии, когда любая многозначтельняа пауза в разговоре имела значение, закончилось.
Да, он еще мог предвидеть события, но уже не мог ими управлять.
Не могло его не тревожить и заявление Георга V брату германского императора Вильгельма II принцу Генриху.