Интересно, что в этот момент твоя ложь становится чьей-то правдой. То есть, по сути, перестает быть ложью. В части, конечно. Но обычно этой части вполне достаточно для необратимой трансформации фантазии в истину. Как здесь мало, оказывается, надо для истины. Просто немного лжи.
Тем временем Безладов побежал жать вялые руки и целовать бледные щеки, а я в недоумении остановился возле первой же картины. «Весенний листопад». Бездарное подражание Магритту. Вихрь безвкусной зелени в тоскливой пошлости лазури. Такие пишут в вымышленных припадках псевдотворческого недоэкстаза, а потом с загадочной усмешкой сообщают, что позабыли о месте и времени, а когда очнулись, то перед ними был этот шедевр. Бывает даже, им верят.
Я не верил. Я, Сашка Волковский, простой, смешной человечишка. И все равно не верил. Что уж теперь говорить…
– Ну и как тебе? – Безладов сильно хлопнул меня по плечу.
– Дрянь ведь, – я скучающе вздохнул. – Нет, лучше, конечно, чем мои. Но все равно редкая дрянь.
– Дрянь, – Владимир радостно закивал. – Но вот ей нравится, – он едва заметно указал в сторону пышной брюнетки в платье, которое недвусмысленно напоминало что бы вы думали. Да, именно. «Весенний листопад» работы Николая Валерьевича Семерицкого.
– Насчет местных вкусов я и не сомневался, – брюнетка произвела на меня слабое впечатление.
Я вообще начинал чувствовать себя затравленным зверем. Слишком много людей. Слишком много голосов. Слишком много жестов и эмоций. Так хотелось забраться в самый пустынный колодец этой крошечной вселенной и замереть в тишине и одиночестве. К сожалению, ни первое, ни второе я себе позволить уже не мог.
– Ты слишком строг к ним, Саня, – Безладов вдруг стал серьезен. – А ведь они всего лишь люди. Такие же, как и ты.
– Так, значит, маловато получается? А, Володя? Получается – маловато быть человеком?
– Точно не пил? – Владимир внимательно посмотрел на меня. – Нет? Значит, сейчас самое время.
Я потер рукой сухой лоб. Может, он был и прав. Да нет, точно прав. В ином случае я вряд ли вот так, без подготовки, вынесу всю эту палитру человеческих масок. Злых, добрых, веселых, печальных, спешащих, неуспевающих, уходящих, возвращающихся, усталых и не желающих уставать. И кто разберет, когда маска будет снята. Уж точно не я. Я ведь еще такой неопытный в этих человеческих делах.