– Что ты там говорил про меланхолию?
– Созрел? – Перелесов расхохотался и потребовал сто коньяка. Как выяснилось, для меня.
– Угощаю!
Я сделал глоток и болезненным взглядом посмотрел на Мечеслава. Последний был до отвращения весел и влюблен в жизнь.
– Я как раз собирался в одно занимательное место, – Перелесов скосил на меня хитрый, пьяный глаз. – И, так и быть, готов взять тебя с собой.
– Притон укуренных поэтов?
– Там еще и пара поэтесс найдется.
– Поэтессы мне всегда нравились больше.
– Тогда в путь, Шура! – Перелесов залпом опустошил свой бокал. – А то слишком дорог сегодня хороший коньяк.
– А сколько бы ты выпил, если бы он вдруг стал бесплатным?
– Я думаю, меньше, чем мне того бы хотелось, – Мечеслав мечтательно прикрыл глаза. – Но сомневаюсь, что ушел бы обиженным.
Я усмехнулся и приступил к опустошению собственного бокала, краем взгляда наблюдая, как к бару приближается явно разочарованный Безладов. Коньяк я допил раньше.
– Ну, спасибо…Платон! – Владимир явно был в недобром расположении духа. – Что за философские капризы в разгар языческих плясок вечернего города? Начал играть – играй до конца, – чуть менторски закончил он и задумчиво посмотрел на полный выпитого коньяка бокал.
– А я смотрю, изрядно ты постарел, Вова, – Перелесов обвиняюще указал на Безладова пальцем. – Разучился слать всех и каждого к чертям, огням и ангелам. Разучился уходить красиво.
– А ты меня поучи! – у Владимира с Мечеславом отношения были неровные. – Красиво уползать – это ты умеешь.
– Все мы ползаем, Вова. Еще ни один не взлетел.
– Прости, Володя, – я в целом понимал, что был не совсем прав с точки зрения социального товарищества. – Как-то душно стало. Как-то тоскливо.
– Да ладно, – Безладов уже успокоился. – Было бы, о чем жалеть. Но с тебя пиво. И продолжение вечера. В этот раз Эльвира явно перестаралась. Паренек не тянет даже на троечника Репинки.
– Слава предлагает поэтический вечер.
– Это там, где много дешевого портвейна и экзальтированных барышень? Я однозначно – за.
– Ну так поползли, прозаики! – Перелесов первым поднялся со стула. – Пока там еще что-то осталось.
Апрельский вечер был свеж и ненавязчив. Город мчался сквозь него, не замечая пленительных сумерек лукавой весны. Не до нее сейчас ни ему, ни тем более – мне. А до чего мне сейчас? Ну до чего? До портвейна? До женщин? До недостижимых крыльев? Здесь так мечтают о крыльях. Интересно, для того, чтобы летать или чтобы улететь? Может, пора и мне начинать мечтать о них?