– Правильно, Виктор. Разрешите второй тост за наших прекрасных дам. Товарищи офицеры!
Мужчины встали.
– Я тоже офицер – лейтенант запаса Мартьянов! – Игорь вытянулся и залихватски выпил, сорвав аплодисменты присутствующих.
За столом стало веселее, вино уже проявило свое благотворное влияние. Майор без команды начал наполнять стаканы. Тамара подвинулась ближе и сидела уже нормально, а не на краешке, как вначале. Появился её муж, прапорщик Казак с гитарой в руках. Гитару он пристроил у входа, а сам сел рядом с женой, которая быстренько соорудила ему тарелку с едой и стаканчик, чем он втихаря и воспользовался. Егор скорчил недовольную мину.
– Гитару-то, зачем принес?
– Лейтенант приказал. Вы гуляете – он за главного, не могу не подчиниться, – произнес прапорщик с набитым ртом.
– Правильно приказал, – это уже говорил генерал, – Егор Ростиславович, сыграй нам, пожалуйста…
– Он Бетховена на гитаре играет, я слышала… так здорово, – Ольга раскраснелась от выпитого, глаза её сверкали, – сыграй Лунную…
– Ну, Бетховен – это, конечно, хорошо, но уже без меня, – генерал посмотрел на часы, – Спой про Кавказ, пожалуйста, не в службу, как говорится…
Егор не заставил себя долго упрашивать. Он взял гитару, провел по струнам, подправил немного настройку, хотя аккорд и так звучал вроде безукоризненно и сразу запел:
Любимая, здравствуй.
Пока всё в порядке.
Я жив и здоров (правда, грязный слегка).
Попали в засаду. Как репы на грядке.
Сидим у дороги. Живые пока.
На память осталась планшетка комбата,
Попорченный пулей бронежилет,
Граната в подствольнике автомата
И восемь раздавленных сигарет.
В лощине деревня дымит, догорая,
И Солнце в дыму словно медный алтын.
Мне мало осталось – прости, дорогая…
И может, простит меня будущий сын.
Кто враг и кто друг я уже и не знаю.
Вон тот, бородатый, по школе знаком…
Но русская форма на мне, дорогая,
Сейчас я себе и комбат и Главком.
Имею в резерве: планшетку комбата,
Попорченный пулей бронежилет,
Гранату в подствольнике автомата
И семь недокуренных сигарет.
Прорваться к своим бы с вечерней зарею.
Нам лишь проскочить вон за тот косогор…
Письмо это вместе с планшеткой зарою
В пропитанной кровью земле этих гор.
Генерал слушал очень серьезно и, когда песня закончилась, он встал.
– Я хочу, чтоб вы знали: в девяностые годы я служил на Кавказе. Тогда только появилась граница с Грузией – организовано все было плохо… да, что там говорить – бардак полный, ну, и… попали мы в окружение. Из оружия, кроме автоматов и пистолетов ничего… окопались, конечно, ведем бой, а чечены головы поднять не дают. Ну, думаю, кончилась моя карьера… и людей всех положу… Но тут, откуда ни возьмись, лейтенантик молодой со взводом десантников часа за полтора всю блокаду снял и почти без потерь… а пресса наша тогда писала, что мы воевать не умеем, Бог им судья… Да… так вот подходит ко мне этот лейтенант, представляется – лейтенант Градов Егор Ростиславович. Я его с тех пор так по имени-отчеству и зову. Спасибо тебе Егор… и за песню тоже, но тост мой последний на сегодня не за тебя, а за тех, кого мы потеряли… кого сегодня с нами нет.