Проснулся я от звука сирены воздушной тревоги. Как же они надоели, их счастье, что «тунгусок» еще нет. Хрен бы так полетали спокойно. Правда, читая старые книги о войне, я считал, что у наших вообще авиации не оставалось к этому времени. Оказалось – была, только вот летчиков подготовленных было мало. Поворчав на надоевших немцев, умылся и стал одеваться. Все равно уже не усну, да и подъем скоро. Придет в мою «комнату» «таварища капитана», и начнем работу.
Комната у меня шикарная – камера в подвале республиканского НКВД, облагороженная, правда. Решили, что так я спокойно посижу до отправки в Москву, ни с кем «лишним» не общаясь. В этих стенах еще не было, наверное, заключенных с телефоном в камере, по которому он может связаться с кем угодно, если дежурный соединит. Вспоминая наш приезд в Киев пять дней назад, я никак не мог отойти от чувства нереальности всего происходящего. Я довольно легко принял, что нахожусь в другом теле и времени, принял и вошел в эту жизнь. Но, встретившись вживую с людьми, которых видел на фотографиях и старых кинохрониках, про которых читал в учебниках и художественной литературе… Это оказалось для меня тяжелее, чем первая рукопашная под Гниличами.
Когда с Мартыновым я зашел в кабинет Наркома УССР Сергиенко, я испытал настоящий шок. Реальный человек, о котором я читал! Он, видимо заметив мое состояние, вышел из-за стола и предложил нам садиться, попросив секретаря принести чаю. Почти упав на стул, я уставился на него, Сергиенко с не меньшим интересом смотрел на меня. Оказался он крупным высоким мужиком с довольно тяжелым взглядом. Принесли чай с сушками, Сергиенко предложил угощаться и все поглядывал на меня. Видимо, ему было жутко любопытно видеть «пришельца». Неожиданно для самого себя я брякнул:
– Товарищ нарком, через два месяца немцы возьмут Киев.
Сказать, что реакция была бурной, это не сказать ничего! В первый момент я подумал, что вот она, смертушка моя. Вскочив со своего стула, Сергиенко так по нему зарядил ногой, что обломки картечью по стенам простучали. А потом он начал орать. Вернее, нет – ОРАТЬ! Какие перлы он выдавал, оставалось только сидеть и восхищаться! Я был и траханым троцкистом, и выкидышем Геббельса, англо-японским паскудником и многим-многим другим. Потом пошел в ход «великий и могучий русский мат». Сначала с сельскохозяйственным уклоном, потом пошел в ход производственный его вариант, заканчивалась речь смесью этих двух тематик. Внезапно он успокоился, недоуменно посмотрел на охреневшего секретаря, стоявшего в дверях кабинета, и устало буркнул ему: