Павел упрямо сжал губы. Его лицо
напряглось, а взгляд, устремленный в окно, казался полным
презрения. Я чувствовал, как воздух вокруг нас накаляется.
Дмитрий Павлович явно ожидал от сына
другой реакции — сочувствия, осознания всей опасности, в которой
они теперь оказались, — но Павел, казалось, был настроен резко
против любых компромиссов.
— Сделай хоть что-то правильно, —
продолжил я. — Ты погубил себя, но еще можешь вытащить мать и
сестру. Если в тебе осталось хоть что-то от человека, а не от
эгоистичной твари, помоги нам.
Он посмотрел на меня, и в его глазах
мелькнула тень сомнения. Но уже через мгновение Павел снова
отвернулся, будто я не стоил его внимания.
Медсестра вышла из-за ширмы.
— Господа, пациенту нужно
передохнуть. На сегодня достаточно. Я вынуждена попросить вас
удалиться.
Мы с Андреем переглянулись, а
Дмитрий Павлович сокрушенно покачал головой, словно пытался
извиниться за то, что не смог уговорить сына.
Я задержался возле кушетки и сказал,
глядя в худую спину парня:
— Подумай над тем, что я сказал
тебе. Мое предложение в силе. Я пробуду в здании еще какое-то
время. Если передумаешь, позови.
Павел ничего не ответил, и мы вышли,
подгоняемые медсестрой. Она захлопнула перед нами двери палаты, и
мы оказались в коридоре.
— А он весьма принципиальный малый,
— вздохнул Андрей. — Жестко ты с ним, Леш, конечно.
Жестко? Да я едва ли не пылинки с
него сдувал! Тоже мне нашли неженку.
Но Дмитрий Павлович неожиданно
возразил Андрею:
— Нет, Павлу нужна встряска. Сейчас
для него последняя возможность выбрать, что делать со своей жизнью.
Я не смогу опекать его вечно. Он уже сделал неправильный выбор — и
увидел последствия. Прошу, дайте ему время. Он должен
одуматься…
Что ж, немного времени я мог ему
дать.
Кропоткин с гвардейцами снова
окружили князя крови, чтобы проводить его к машине. Андрей вызвался
пойти с ними, а я, как и просил Заболоцкий, постучал в дверь
соседнего кабинета.
— Войдите!
— Это я, Николаев, — сказал я,
распахнув дверь, и задержался на пороге.
Заболоцкого не было. Вместо него в
небольшом кабинетике за компьютером, среди папок и бумаг,
расположился граф Толстой.
— Профессор, — кивнул я в знак
приветствия. — Вас-то я и искал. Заболоцкий передал, что вы хотели
со мной поговорить.
Он оторвался от записей и поднял на
меня седеющую голову. Высокий, худощавый и в целом довольно
невзрачного вида мужчина лет тридцати пяти. Тем не менее, на его
руке красовался алмазный ранговый перстень. Не хухры-мухры.