Сюда, в деревню Дибтон в Гемпшире, Элфрида приехала полтора года назад. Здесь для нее началась новая жизнь. Поначалу она чувствовала себя немного одиноко, но теперь и представить не могла, что поселилась бы в каком-то другом месте. Время от времени кто-нибудь из ее старых подруг по театру отважно пускался в путь, чтобы навестить ее. Спать гостье приходилось на старой бугристой кушетке в задней комнатке, которую Элфрида называла своей мастерской. Здесь стояла швейная машинка, на которой она шила диванные подушки для интерьерного салона на Слоун-стрит, зарабатывая себе на мелкие расходы.
Уезжая, подруги настойчиво допытывались: «Ты довольна, Элфрида? Не хочешь вернуться обратно в Лондон?» И она не кривила душой, успокаивая их: «Вполне довольна. Здесь мое стариковское убежище. Здесь я проведу сумерки жизни».
Теперь все тут было ей хорошо знакомо. Она знала, кто живет вот в этом доме или вон в том коттедже. Люди обращались к ней по имени: «Доброе утро, Элфрида» или «Славный сегодня денек, миссис Фиппс». Жизнь некоторых из ее соседей была прочно связана с Лондоном: каждое утро глава семейства спешил на скоростной поезд, а поздно вечером возвращался домой, в Дибтон. Другие прожили здесь всю свою жизнь – в маленьких кирпичных домах, принадлежавших когда-то их отцам, а еще раньше дедам. Были в Дибтоне и вовсе новички – рабочие из соседнего городка, недавно вселившиеся в новые муниципальные дома на окраине деревни. В общем, ничего примечательного, обыкновенная деревушка. Как раз такая, в какой и хотелось поселиться Элфриде.
Она миновала пивную, подновленную и несколько модернизированную в духе времени – кованая железная вывеска, просторная автомобильная стоянка. Теперь пивная называлась «Дибтонский каретный двор». Затем Элфрида прошла мимо церкви, стоявшей в окружении тисов, мимо кладбищенских ворот и доски для объявлений, на которой трепетали на ветру листочки, извещавшие о приходских новостях: концерт гитариста, пикник для малышей с мамами. На церковном дворе служитель развел костер, в воздухе тянуло дымком от тлеющих листьев. Над головой кричали грачи. На одном из столбов калитки сидел кот, к счастью, Горацио его не заметил.
Улица сделала поворот, и в конце ее, за новым безликим одноэтажным домом священника, открылась деревенская лавка с развевающимися над ней рекламными флажками. У входа болтались без дела три паренька с велосипедами, почтальон вытряхивал содержимое почтового ящика в свой красный пикапчик.