Другие жители деревни были значительно старше. Чётко выделенная деревенская улица уже не различалась. Дома расположились по дуге – три жилых с одной стороны, довольно близко друг к другу, и два заброшенных напротив них, но не окна в окна, а под углом – смотрели в ту сторону, где когда-то стояло ещё много жилых и хозяйственных построек, а теперь всего лишь два дома на значительном расстоянии друг от друга, один из которых ещё был обитаем. Да, обитаем, жилым его назвать язык не поворачивается. А обитал там пастух. Ни за домом, ни за территорией вокруг него (той, что у приличных хозяев зовется огородом) не следил, как и за собой, хозяйства никакого не вёл. Его существование полностью обеспечивали жители деревни – в оплату за то, что он пас их скот. Вечно в своих резиновых сапогах, в длинном чёрном непромокающем плаще с капюшоном, иногда в фуфайке с торчащей кое-где ватой, в бесформенных штанах, вызывающих вопрос, как такие вообще могли сшить. Он ходил с палкой, на которую опирался или погонял ею скот, неровной походкой, иногда что-то бормотал. Должно быть, высказывал такие же неровные мысли. Типичный пастух. Пил, когда давали, а не давали так и не пил. В деревне его недолюбливали, хотя он и был необходимым здесь человеком; считали странноватым. Людей, которые мало разговаривают и ни с кем близко не общаются, часто считают странноватыми. И хотя, казалось, в такой маленькой деревне все должны знать друг друга как свои пять пальцев, никто не мог сказать точно, сколько этому пастуху лет. С течением времени он практически не менялся. Или, может, время здесь остановилось?
В любом случае, у каждого должны быть свои маленькие тайны.
Был в деревне и ещё один жилой дом – на краю холма, там, где земля уже начинала постепенно уходить вниз, к лесу, туда же и вела грязная просёлочная дорога – единственная связь деревни с внешним миром. Доходила дорога только до этого первого дома, другие дома отсюда почти не виднелись из-за разросшегося кустарника и одичавшего сада, некогда принадлежащего людям, которых давно нет. Дальше вела тропинка. Потому что дальше никто никогда не ездил.
Жила в доме этом ещё одна супружеская пара – Нина и Фёдор, лет 65-и, но бодрые и энергичные. Вся их бурная деятельность была направлена на преувеличение собственного достатка. Они разводили кур, гусей, овец, держали пару коров, и все полученные от них продукты отвозили на старом тракторе по той самой дороге через лес в крупный посёлок, где продавали. С остальными жителями деревни они общались мало, да и некогда им было, и жители эти редко к ним заглядывали, только по необходимости – что-то попросить. Но благодаря грубому резкому характеру Нинка быстро всех выпроваживала, и такие необходимости возникали всё реже. Муж обычно был занят и не обращал на это внимания, сама она тоже много работала и не переносила попрошаек и лентяев, которыми, по её мнению, были все, кроме неё. Основную часть стада, которую ежедневно, с мая по сентябрь, пас пастух, составляли их овцы и две коровы. Были в стаде ещё и две облезлые козы сварливой бабы Зои из дома, что стоял посередине тех трёх. Слева от неё жили Ленка с Николаем, а справа в покосившемся доме – девяностолетняя бабуля, которая никого уже не держала и почти ничего не выращивала, так как не могла уже, а только целыми днями сидела у окна или у дома на скамейке, рядом с огромным кустом гортензии.