Алексей Рыжов
Шок после ареста силён: я словно попал в лобовое столкновение. Всё вокруг на время становится призрачным: великаны в серых комбинезонах с надписью «КБГ» на спине, полковник с перекошенным от злости лицом, фигурка юристки на площади перед банком.
Автобусик с затенёнными стёклами несётся по центральным улицам. Вокруг – привычная суета: куда-то спешат люди, сияют витрины магазинов и ресторанов, мчатся автомобили. Остановилась только моя жизнь.
Тормозим возле невзрачного трёхэтажного здания.
– Выходи! – здоровенный жлоб подталкивает в спину. Поднимаемся на второй этаж. Заводят в кабинет: на стене – щурящийся в подобии улыбки Гарант, два стола, жёсткий стул. Полковник, подойдя со спины, швыряет на стол пакет, под завязку набитый чеками.
– Узнаёшь?
Молчу.
– Вот тебе лист бумаги, ручка. Пиши!
– Что писать?
– Правду! О том, как воровали деньги у пенсионеров и врачей!
Ушёл. Десять минут сижу над листком бумаги. В голове, полностью опустошённой, вертятся слова арестованного Христа: «Се есть ваша година и область темная». Вывожу их церковно-славянским шрифтом. Сверху пририсовываю восьмиконечный крест.
В комнату почти вбегает полковник, хватает листок. Несколько секунд смотрит, пытаясь осмыслить написанное.
– А-а-а! Так ты смерти нам желаешь?!! – лоб кэбэгэшника пересекает вздувшаяся вена.
Молчу. Если идиот не читал Евангелия, я, что, буду его учить?
В памяти всплывает фраза из американских боевиков:
– Я буду говорить только в присутствии своего адвоката.
Комитетчик дергаёт головой, словно его комар укусил.
– Будет тебе адвокат и какава с сахаром! Пошли!
Вооружённый гоблин в мышиного цвета комбинезоне одевает наручники. Опять бредём бесконечными коридорами к лифту. В зеркале отражается мужчина в костюме из полированной шерсти со скованными наручниками руками. «Галстук немного не в тон – торопился».
– Можно в туалет? – смотрю на провожатого. – Товарищ полковник, очень надо!
– Тамбовский волк тебе товарищ, – ворчит полковник. – Отведи!
– Вперёд! – здоровяк берёт меня за наручники. Стальные кольца врезаются в запястья.
В туалете у комитетчиков писсуары с фотоэлементами. То, что надо человеку со скованными руками. Ширинку неудобно расстёгивать, а так – терпимо. Долго стою в туалете: хочется потянуть время относительной свободы. За открытым окном – иссечённое решёткой, но всё же небо…