После сумасшествия последних дней трудно перейти в режим неторопливого существования. Время, до вчерашнего дня нёсшееся со скоростью сверхзвукового истребителя, вдруг, по велению внешней воли, становится тягучим словно клей. Его так много, что поначалу просто не знаешь, что с ним делать.
В камере нет книг и газет. Зато валяется куча сборников кроссвордов. Они все, кроме самых сложных, разгаданы предшественниками. «Древнегреческий бог торговли и воровства. 8 букв. Первая – «эм».
В томительном ожидании проходят два дня. Утром третьего дня в «кормушку» всовываются смоляные усы:
– Рыжов, на выход! Без вещей!
Снова длинный коридор. Провожатый заводит в комнатку. Выкрашенные в темно-зелёный цвет стены, два стула и стол. Пытаюсь пододвинуть стул и не могу – он привинчен. Присаживаюсь и смотрю на сидящего напротив парня со смешной чёлкой.
– Ну, что, Рыжов? Будем рассказывать? – смотрит в глаза.
– О чём? – отвечаю недоумённым взглядом.
– О работе конвертационного центра, в котором вы принимали самое непосредственное участие, – взяв ручку, заносит её над листком бумаги.
– Понятия не имею, о чём вы говорите. Ни в каком конверт… Слова даже такого выговорить не могу, я не работал. Я – сотрудник агентства «V.I.P.».
– Ага! Так этого факта вы не отрицаете? – радостно начинает строчить что-то на листке.
– Какого факта? – с тоской смотрю на покрытые нежной зеленью деревья, отсечённые от меня густой решёткой.
– Того факта, что вы являлись штатным сотрудником фирмы «V.I.P.».
Поняв, что совершил ошибку, сдаю назад.
– Вы можете подтвердить или опровергнуть данный факт при рассмотрении приказов по штатному расписанию нашей компании.
Опустив голову, рассматриваю выщербленный поколениями зеков пол. В том же темпе, с ленью той, допрос тянется ещё часа полтора.
В итоге, слегка расстроенный, но старающийся сохранить непроницаемое лицо, следователь, в последний раз смахнув с глаз непослушную чёлку, протягивает протокол допроса.
Пробегаю глазами – ничего опасного.
– Я не буду это подписывать.
Следователь едва не подпрыгивает на стуле, благо привинчен он крепко.
– Как это не будете?
– Да вот так! Не-е хо-чу! Всё!
Побагровев, комитетчик пишет в конце протокола: «От подписи отказался» и вылетает из комнатки. Тут же входит конвоир.
Дни тянутся за днями. Утро: фырканье соседа за стенками туалета, короткий обыск. Затем – томительно-долгое ожидание прогулки, кружение в залитом цементом дворике. Пол в нём усыпан плевками предшественников вперемешку с бычками. Дико смотрятся среди грязи девственно-белые лепестки вишни, цветущей прямо над прогулочным двориком. Сосед ворчит: «Опять весна, опять грачи. Опять тюрьма, опять дрочи».