Автобус всё не идет: руки начинают коченеть, холод прокрадывается под курточку, в желудке давно играет голодный марш. Хочется куда-нибудь, где тепло и есть горячий суп, пусть даже гороховый.
Александра Георгиевна, Калинкович и ещё кто-то из учителей появляются на остановке за минуту до того, как старенький «ЛАЗ», натужно рыча на подъёме, выезжает из низины.
– Алёша! Алёша! – Александра Георгиевна обнимает дрожащее тельце, шепчет нежные слова и гладит спину икающего от холода мальчика.
– Я любил вас, Александра Георгиевна! – бормочу, глотая холодные слезы и сопли. – А вы, а вы…
– Я тоже люблю тебя, малыш. И всегда буду с тобой и только с тобой. Ты, главное, больше не убегай.
Александра Георгиевна плачет вместе со мной и слезы словно что-то смывают с её души.
К корпусу идём, взявшись за руки. Я весело размахиваю свободной рукой. Вот и родные ступеньки, спальня и милая кровать. Александра Георгиевна присаживается ко мне. Ладошка тонет в её теплых и нежных руках. Уже через несколько минут я сплю, свернувшись клубочком. Мне снятся мама и тёплое, ласковое море. Шлёпая по накатывающимся на берег нежным волнам, я бегу к маме. Улыбаясь, она ждёт меня, раскрыв объятия.
Утро в новой камере начинается с шума воды. С грохотом Ниагарского водопада жидкость рвётся из трубы в туалете. «Подъём!» – вертухай гремит ключами в дверь. «Мог бы и не колошматить!», «Права на сон лишает, зараза!». Поднимаюсь вместе со всеми. Соседи раскуривают первую сигарету. В моём утреннем ритуале – обтирание холодной водой и разминка, стоя на помосте.
Сверху слышен перестук киянок – начался шмон. Вертухаи движутся с третьего этажа вниз. В платных камерах тюремщики простукивают решётки деликатно, не сильно стараясь. Элитные постояльцы выходят из камер не спеша. Никто не орёт на них и не тычет дубинками в спину. Богачи расслабленно идут в конец коридора, где спокойно дожидаются окончания шмона.
Совсем не так в обычных камерах, набитых рядовым отребьем.
Лязг отодвигаемого засова, скрип петель.
– Все на выход! Без вещей! Руки за спину! В конец коридора! Бегом!!!
Замешкался на старте – дубинкой по хребту. Не зевай Фомка, на то и ярмарка! Добежали. «Стоять! Раздвинули ноги!». Растяжка: руки в упор на стену («На краску, уроды! Увижу руки на побелке – отобью!»), ноги – за специально нарисованную линию. – Шире ноги, бандерлоги!