О том, что в соседней комнате жизнь бьет ключом говорил свет, просачивающийся внутрь через ту часть двери, которую отделяло от пола всего несколько сантиметров, и ласковый женский голос, доносящийся из той же комнаты. Мягкий свет и подрагивающий голос походили на утренний шепот ночи, влюбленной в восходящее солнце.
В первую ночь на новом месте я всегда сплю плохо, вот и снова не спалось. К тому же полная интереса жизнь по ту сторону двери тоже делала свое дело, вонзившись кинжалом в грудь ночного сна.
***
…Мне не удалось уверить их в том, что моя бессоница вызвана не их беседой. Одна из женщин произнесла «Уже поздно» и ушла. Хозяйка квартиры проводила гостью и вернулась. «Раз нам не спится, тогда продолжим», – сказала она и не дожидаясь ответа достала из древнего шкафа, напоминающего комод моей бабушки (привезенный в качестве приданого), маленькие рюмки, тарелки и ложки. Она открыла коробку шоколад, лежащую на столе. Затем прошла на кухню заварить кофе и пожарить каштаны.
Большая комната, напоминающая комнаты в домах интеллигенции николаевского периода, занимала точно середину квартиры. Отсюда открывались три двери: одна в мою комнату, вторая в коридор и в самом его конце кухню, а третья, по всей вероятности, в спальню самой хозяйки.
Между двумя последними дверями стоял видавший виды черный рояль. В углу же были часы с большим маятником. Старые, поблекшие и облупленные… Однако, держались они чинно, словно царские генералы в эмиграции, старающиеся сохранить достоинство. Длинный светильник за креслом в другом углу помещения с отлепившейся лентой абажура по особому оттенял полумрак комнаты, как бы дополняя последним мазком картину, представшую моему взору.
Но душой всему были бесчисленные старые фотографии во всевозможных рамках на всех четырех стенах, ибо я не мог оторвать от них глаз. Я сидел за тяжеленным столом из орехового дерева, в центре комнаты, лицом к стене с часами и разглядывал фотографии. На одной только стене мне удалось насчитать около пятидесяти изображений, потом сбился со счета – запах жареных каштанов настиг меня прежде, чем я их увидел, затем последовал аромат кофе, а дополнил букет крепкий дух коньяка.
Хозяйка накрыла на стол, как душу раскрыла. Это вовсе не было представлением, разыгранным вдовствующей женщиной перед новым знакомым, которого она собиралась очаровать, это было гостеприимством 70-летней женщины, давно уже прекратившей думать о смысле прожитого, женщины, ничего более не желавшей от жизни, наоборот, находящейся уже на ее излете, но при этом всё еще сохранившей страсть и гордость молодости, аристократические манеры былых времен.