Музыки вдвойне!
Нынче у нас передышка,
Завтра вернемся к боям.
Что ж твоей песни не слышно,
Друг наш, походный баян?
Эта песня Лебедева-Кумача есть на интернете, а вторую я так и не смог найти:
На старой Почтовой,
Где в дымке багровой
Повешенных трое висят.
Старушка седая,
Сестра молодая,
Растерзанный немцами брат…
Папина любовь к военным песням объяснялась не только близостью прошедшей войны. Позже я узнал от мамы, что папа очень неохотно расставался с армией: то ли его прельщала быстрая карьера, то ли ему шла военная форма… В 70-х меня призвали на недельные военные сборы и направили в наш райвоенкомат обрабатывать какую-то статистику. И я при первой же возможности заскочил в комнату с грифом «секретно» и открыл папин файл. Много интересного я там увидел. Но главное – его заявление о демобилизации, написанное знакомым маминым почерком.
Вокруг папы всегда вились женщины. Один раз они с мамой из-за этого даже разошлись, аж на два месяца. Помню, по воскресеньям папа водил меня то в зоопарк, то в мое любимое кафе-мороженое. Виновницу их временного расставания я не видел. По-видимому, она была моложе мамы – врезалась в память фраза, сказанная мамой при мне какой-то своей подруге: «Я уже была такая, как она; а будет ли она такой, как я?»
Папа с 12 лет рос без отца и, похоже, в плохой компании. Мама говорила, что учиться папа не очень любил, но любил и умел драться. В детстве я пару раз видел его в драке, но меня он драться, к сожалению, не научил. Научил только садиться на ходу и прыгать с трамвая. Мне это несколько раз пригодилось.
Из папиного «плохого детства» в наш песенный репертуар попала знаменитая «Мурка»:
Ты зашухерила все нашу малину,
А теперь маслину получай!
Маслины, как папа объяснил мне, на фене – пули. Действительно похожи. Он даже подарил мне самиздатовский «Словарь воровского жаргона». На титульном листе стояло: «Для работников МВД и прокуратуры, только для служебного пользования». Я этим словарем очень гордился – он был предметом зависти всех моих школьных товарищей.
Папа часто брал меня в поездки к морю летом. Машин тогда почти ни у кого не было, и обычно компания человек в 20–25 договаривалась с каким-нибудь водителем автобуса, который отвозил и привозил их на загородный пляж. Мама почему-то никогда не ездила с нами, и мы с папой, сидя подле какой-нибудь хорошенькой врачихи, хором распевали: «Субботним вечером, вечером, вечером, когда пилотам, скажем прямо, делать нечего…»