Десять минут виляния по дворам наконец привели его к серой двери, скрывающей за собой логово бездумного планктона, часто называемого «офисным», но те бездари скорее звались «криминальным». За каждым из них имелся свой грешок, который не знал никто, кроме Константина. Может, поэтому он так презирал каждого из сидящих в продолговатом зале, усеянном одиночными столами с мониторами. Однако ничего не оставалось, кроме того, что работать с ними.
Он вошел. Ни один не повернул головы в его сторону, а он сделал вид, будто сегодня уже был здесь и здоровался со всеми. Преодолев кабинет, полный тупоголовых идиотов, повернул направо, прошел по узкому коридорчику, где с трудом могли поместиться двое, где не было свободы его пальто, рвавшемуся расправиться, и, ударив два раза в белую дверь, скользнул туда, не спрашивая разрешения. Стоя спиной к комнате, он не желал поворачиваться, но чувствовал, что Эдвард здесь, – ничего не попишешь. Парень развернулся, расправляя могучие плечи, и внезапно улыбнулся, хищно показывая все зубы. Мужчина в сером пиджаке уткнулся в какую-то книгу или тетрадь, не поднимая головы, он произнес в нос:
– Возьми со стола – тебе посылка.
– А где твое приветствие, чувак? – Константин склонил голову на бок, смотря на него широко открытыми глазами, что ресницы касались светлых бровей.
– Заткнись и пошевеливайся, – старик явно был не в настроении.
Стараясь не злить его, он подошел к углу стола, схватил верхнее письмо и, заметив странный беглый почерк, раскрыл его. Ухо мужчины быстро шевельнулось, он пытался понять, что делает юнец. Оторвав верхнюю часть конверта, он отвернулся от старика и достал бумагу. Прикоснувшись к ней носом, не почувствовал особенного запаха, оглядев письмо со всех сторон, не нашел ничего подозрительного, но брови всё еще оставались сдвинутыми.
«Дорогой Феликс Константин!
Как же ты мог забыть обо мне, твоей жене? И днями, и ночами я горько уливаюсь слезами в надежде получить хоть короткую, хоть укоряющую записочку. Но никаких вестей в течение полугода я не получаю. Что ты мне прикажешь думать?
Напиши, почему ты уехал? Почему оставил меня одну? Почему не писал столь долгое время и почему решил внезапно наладить связи через какого-то посредника, а не лично? Почему ты даже не думаешь обо мне, о моих чувствах? Почему никто из твоих «знакомых» не отвечает на мои расспросы о тебе? Что ты такого натворил, что тебе пришлось немедленно исчезнуть, не сказав ни слова мне или кому-либо еще? Что у тебя на уме, Феликс?