– Успокойся.
– Да… да спокоен я!.. – дернул он плечом.
– Алексей, тебе было известно, на кого оформлено ее завещание?
– В том-то все и дело, что мне было известно, – поспешно сказал он. – И не только я знал. Все знали, решительно все, кому надо знать и кому не надо. Татьяна Оттобальдовна вообще полагала себя меценаткой, она любила говорить о своих распоряжениях на случай кончины. Так что знал о ее завещании и деталях его не только я, но и Римма, эта ее горничная бешеная, и… и еще Мила, Мила Таннер. Ее племянница. Вот так, Мария.
– Продолжай.
– А что продолжать-то? Все. Дальше – ничего. Мы сыграли две партии с Татьяной Оттобальдовной, я обе проиграл, она очень хорошо владела кием. А потом – потом я ушел домой. Это было приблизительно в половине десятого. Еще начиналась эта… передача по ОРТ, как ее… «Русская рулетка», ее Валдис Пельш ведет, это я точно помню. Да. «Русская рулетка» она называется.
– Я не смотрю этой передачи, – сказала я. – Господин Самсонов, а вы?..
– В половине десятого она начинается, я уже проверял по программе, – ответил он.
Я кивнула и повернулась к Ельцову:
– А кто провожал вас?
– Я сам ушел. Я сам, она, кажется, задремала, Татьяна Оттобальдовна, – отозвался Алексей. – Она прилегла, я сказал, что ухожу. Она спросонку попрощалась, и я ушел домой. Захлопнул дверь, она автоматически блокируется. Вот и все.
– Где в этот момент была Римма Маратовна Ищеева? Где она была-то?
– А я не знаю. Она бешеная. Я вообще этой доблестной даме предпочитаю на глаза не попадаться. Она меня как-то раз огрела сковородой и объявила, что пока она на ногах и вообще жива еще, я не доведу Татьяну Оттобальдовну до ручки. Она вообще долбанутая, я за ней часто замечал, что она, как это говорят: ку-ку. Н-да…
– Так, значит, с Риммой Маратовной у тебя, условно говоря, не сложилось? Натянутые отношения? – произнесла я.
– Натянутые? Это у меня с мамашей натянутые. А с этой Риммой… да ну ее к бесу, натянутые! Я с ней вообще стараюсь в отношения не вступать.
Ельцов растормошился, его лицо одушевилось злостью и стало более живым. Даже скованность и страх уступили этому напору чувств. Я обошла вокруг него и, глядя на его растрепанный висок, проговорила:
– А после того как ты пришел домой… да, кстати, во сколько ты пришел? Приблизительно в двадцать два часа, не так ли?